Веровой кивнул.
– Есть у меня опасение, что любой наш шаг, кроме полного и безоговорочного подчинения воле Боровского, эта программа воспримет как акт агрессии. Не забывайте, господа, что это машина. Система алгоритмов. Умная система, обладающая безграничной властью и огромными ресурсами. Ресурсами целой планеты, фактически. И выпускать власть из своих рук эта программа не намерена.
– Откуда такая уверенность? – спросил Зольский.
Ему ответил начальник ОНР Орлов:
– Вспомните его послание. Он назвался правителем Родины – видимо, так он назвал свою страну. А нас он назвал лишь «подспорьем» для своей цивилизации. И что-то мне подсказывает, что это «подспорье» он попытается ликвидировать при первом же удобном случае.
– Но, господа, это же немыслимо! – возмутился научный руководитель Зольский. – У него нет возможности тягаться с «Магелланом»! Ведь так?
Мужчина заметил, как переглянулись руководитель ОНР и инженер систем безопасности корабля. Их невербальный диалог решился озвучить Вадим Поручнев.
– Пока – нет.
– Что вы имеете в виду? – не понял реплики Зольский. – Мы находимся на самом совершенном корабле за всю историю человечества. На борту «Магеллана» собран весь цвет нашей цивилизации: врачи, ученые, инженеры, социологи, психологи, терраформирователи. Я молчу уже о семи миллиардах эмбрионов.
– Вы все правильно говорите, господин Зольский, – ответил Поручнев. – Вы не учли лишь фактор времени.
– Фактор времени? О чем вы?
– В каком году был запущен первый спутник Земли?
Вопрос безопасника несколько обескуражил научного руководителя Зольского.
– В каком смысле? Эмм… В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году, если мне не изменяет память. Но какое отношение…
– Вам не изменяет память, – перебил Зольского Поручнев. – А теперь потрудитесь вспомнить, кода человек высадился на Луне?
– В шестьдесят девятом.
– Вот именно. Прошло всего двенадцать лет между первым выходом в космос и первым космическим путешествием, господин Зольский. И учтите, что все эти достижения были в двадцатом веке. Человечество сделало это за столь короткий срок, не имея на руках ни технологий, ни сверхмощных компьютеров. Мы действовали на ощупь, и каждый шаг давался с огромным трудом, тем не менее для такого скачка в освоении космоса потребовалось тогда всего двенадцать лет.
Повисла тишина. Все уже поняли, куда клонит инженер Поручнев, но он все же озвучил свою мысль до конца.
– Лететь нам до Земли еще пять лет, плюс время на торможение и занятие геостационарной орбиты. Как вы думаете, какой скачок в технологиях может произойти на Земле Боровского за это время, если он обладает всеми знаниями, которыми обладаем мы? При этом не забывайте, что в космос он уже вышел.
Зольский невольно открыл рот:
– Вы хотите сказать…
– Я ничего не хочу сказать, господин Зольский, я лишь намекаю, что к моменту нашего прибытия мы столкнемся с технологически развитой расой землян. И я бы не поручился за то, что разница между нашим оснащением и возможностями Боровского будет такой уж колоссальной. Да, у нас на руках неоспоримый козырь – «Магеллан». В техническом плане – это шедевр, верх инженерной мысли. На борту есть вооружение и технологии, способные стереть с лица Земли все живое. Да что там живое – мы можем уничтожить даже Солнце. И Боровский знает это. Более того, Боровскому известны и наши слабые точки.
– К примеру?
– К примеру, у нас крайне мало истребителей и нет возможности запустить их производство. Что будет, скажем, если Боровский решит создать москитный флот из истребителей? Сотни пилотируемых и беспилотных дронов, способных к активному маневрированию и несущих на борту ракеты. Против такой угрозы у нас нет защиты. Наши энергощиты приспособлены к отражению метеоритного дождя, могут выдержать удар астероида, но они не предназначены для ведения войн. «Магеллан» – крейсер мощный, но создавался он для мирных целей. Не для войны.
