– На самом деле, – сказала она, – очень просто… И тебе нравилось?
– Не знаю… Мне всё равно.
Машина свернула с проспекта, проехала метров двести вдоль трамвайных путей и, повернув еще раз, очутилась в узкой кишке переулка. Свет в домах горел еле-еле, ничего, по сути, не освещая. Луна спряталась за близкую крышу, будто испугалась, что случайно увидит недозволенное и получит импульс из мнемокорректора.
Василий Вениаминович погасил фары, и на улице стало еще темнее.
– Чего сидите? Приехали.
Он подвел Асю с Олегом к утопленной в стене железной двери и, спустившись на три ступеньки, щелкнул допотопным эбонитовым переключателем. Под козырьком пронзительно вспыхнула голая лампочка. Рядом с дверью высветилась табличка:
«АО Крыша Мира. Производственный отдел».
– Ой, снег пошел… – обрадовалась Ася. – Смотрите! Легкие… летят и летят… Как бабочки. Прелесть, правда?
Олег вдруг вспомнил комара на простыне – то ли проснувшегося не ко времени, то ли откуда-то залетевшего. Откуда-то из морозного декабря…
– Молодцы, – непонятно к чему сказал Лопатин, смахивая снег с кодового замка.
– Нам отвернуться? – спросил Олег.
– Зачем же? Наоборот, запоминайте. Да здесь не сложно: «ноль девяносто пять» – как код Москвы.
– Когда понадобится забыть… – начала Ася.
– Естественно, – охотно ответил Василий Вениаминович. – Если понадобится – забудете и друг друга, и самих себя. А вообще-то… Человек, знающий ровно столько, сколько ему необходимо, – счастливый человек. Но вам это точно не грозит.
Лопатин приоткрыл дверь – изнутри упруго потянуло теплом. Шорохову захотелось быстрее попасть туда, где можно согреться и покурить, но прежде чем он успел перешагнуть через порог, Василий Вениаминович выставил руку.
– Так… Первое задание вы уже провалили.
– А у нас было какое-то задание? – Ася вопросительно посмотрела на Олега.
– Ну раз вы сами на это не способны, принимаю волевое решение, – заявил Лопатин. – Ты, – он ощутимо пихнул Олега в живот, – откликаешься на позывной «Шорох». Усек? А ты, Асенька…
– Шорох!.. – она прыснула и, поскользнувшись, схватилась за Олега. – Шорох! Вот же прелесть какая…
– Прелесть, – сказал Лопатин и, подняв палец, уверенно повторил: – «Прелесть». Твой позывной. Не обсуждается! – добавил он, опережая Асины протесты. – Шорох и Прелесть. Нормально, между прочим. Уж получше, чем какие-нибудь Рысь и Викинг.
– Слабое утешение, Василий Вениаминович…
– И попробуй что-нибудь изменить! – пригрозил Лопатин. – Закрывать тебя придет…
– Оператор Шорох, – смиренно ответила Ася. – Других у вас пока нет.
* * *
– Самое отвратительное, самое ужасное… – инструктор выдержал воспитательную паузу и, величественно оглядев класс, продолжил: – самое гнусное – это вторжение, совершенное кадровым оператором. Причина понятна: у вас больше соблазнов. Что сторожим, то и имеем… Со временем среднему оперу начинает казаться, что незначительные изменения прошлого неопасны…
В распахнутую форточку влетела жирная синяя муха, и инструктор с минуту наблюдал за тем, как курсанты пытаются ее прихлопнуть.
Июльское солнце палило нещадно, а ветер сегодня словно взял отгул: с раннего утра и до обеда ни один листик, ни одна травинка не шелохнулись.
Олег прикрыл глаза ладонью и посмотрел в окно – через ворота с приваренными звездами проезжали пыльные автобусы. Это была уже вторая партия, не считая той, в которой прибыл сам Шорохов. Очередные шестьдесят человек, поверившие бархатному шепоту:
