– Погожу пока… – буркнул Шорохов, принимая пояс.
В специально отведенных кармашках находился штатный комплект опера: станнер, мнемокорректор и главный помощник правосудия – синхронизатор. Плоская металлическая коробочка, которая опрокидывала мир уже столько раз, что старина Архимед со своим умозрительным рычагом расплакался бы от зависти. Опрокидывала и вновь восстанавливала. И опять опрокидывала – если оказывалась не в тех руках.
Олег вытащил синхронизатор из ремня и, взвесив его в ладони, сунул обратно в узкое отделение. Ячейка была еще не растянута, прибор вошел в нее туго, как нож в живое тело.
Станнер смахивал на разобранный пистолет. Матовая рукоятка требовала приделать к себе ствол – хоть какой-нибудь, хоть самый короткий, «бульдожий» – без него прибор казался неполноценным. Зато не вызывал возбуждения у милиции.
Третье устройство выглядело и вовсе не интересно. Мнемокорректор даже не с чем было сравнить, разве что с чехлом от сигары, как подумалось Олегу во время теста. Овальная заглушка, закрывавшая крохотное табло, прилегала к корпусу настолько плотно, что найти ее можно было лишь на ощупь. Кнопка, такая же незаметная, находилась в торце.
Шорохов распихал снаряжение по кармашкам и застегнул ремень поверх джинсов.
Ася к его осмотру «железок» отнеслась равнодушно – видимо, свой пояс она уже получила. Безмятежно покуривая в кресле, она стряхивала пепел куда-то в сторону, прямо на пол.
Василий Вениаминович всё это время набивал трубку и с любопытством следил за Асей. Убрав банку с табаком, он сказал:
– Не забудь затоптать бычок.
Она отвлеклась от своих мыслей и непонимающе посмотрела на Лопатина.
– Бычок, – повторил тот.
Ася сделала последнюю затяжку и, бросив окурок, прижала его подошвой.
– Вот и славно, – мурлыкнул Лопатин. – Теперь у Прелести есть моральное право помыть полы. Тряпка должна лежать вон там, – он указал на проем между шкафами.
Олег, перегнувшись через стол, обнаружил в комнате боковую дверь с двумя фанерными табличками «М» и «Ж».
– Я, вообще-то, Василий Вениаминович… – начала Ася, но договорить он ей не дал.
– А ты, Шорох, побыстрее с бумажками! Пока порядок не наведем, спать не ляжем.
– Спать тоже здесь? – осведомилась Ася и, заглянув в туалет, отпрянула. – Бо-оже!..
– Во-во, – произнес Лопатин. – Чтоб мои опера в такой антисанитарии сидели?.. Не позволю. Так что вперед, друзья! Ну и я, чем смогу…
Он выудил из-за шкафа тощий веник и взмахнул им, перегоняя плотный клуб пыли на другое место.
Олег вернулся к резке документов. Уничтожив первую, не самую объемную пачку, он расчистил часть стола. Под бумагой валялась масса мелкой ерунды вроде ржавых точилок, спичек и засохших стержней от шариковой ручки. Среди этого мусора лежала кривая бурая сигарета марки «Новость».
– Василий Вениаминович, из каких же она годов? – поинтересовался Шорохов.
– Из прошлых. Их знаешь, кто курил? Сам да-ра-хой и у-ва-жа-е-мый…
– Брежнев, что ли? Служба и до него добралась?
– Брежнев нам ни к чему, – серьезно ответил Лопатин. – Ася, ты шубу-то сними! – крикнул он.
– Вспотеешь, простудишься, – добавил Олег. – Между прочим, тут пепельница нашлась…
В туалете сердито загромыхали ведрами.
– Василий Вениаминович, я еще спросить хотел. Документы, которые здесь лежат… они, может, не очень-то и секретные…
– Секретные, Шорох, секретные.
– Тем более. С нашей дверкой, даром что она бронированная…
