Родственники неправы на мой счет, я способна принимать решения. Вот такие, например, даются мне проще простого. Они ничего не значат.
А бывают решения, которые даются совсем иначе. Это как месить липкое тесто. Кусочек приклеивается к пальцам, на него налипает еще, и вот уже все руки у тебя в тесте. Чем старательнее месишь, тем больше липнет, и каждый слой – назойливая мысль, которая только подтверждает, что ничего у меня не выйдет. Можно просто добавить в тесто муки, и все будет отлично, но и это как-то неправильно. Вдруг я добавлю слишком много и получится сухо. Вот я попадаю в порочный круг – бесконечно пытаюсь месить липкое тесто, пока кто-нибудь не приходит и не забирает его у меня или я не порчу все от излишнего усердия.
На этот раз так нельзя. На этот раз тесто у меня должно получиться безупречным.
Мама открывает дверь без стука, входит, садится в ногах кровати и бросает мне что-то.
– Сюрприз!
На грудь мне плюхается пластиковый пакетик, и я не сразу понимаю, что это мое любимое лакомство – сахарное, коричневое, хрусткое печенье курма.
Я сажусь и разрываю пакетик, будто умираю с голоду. Сладкий брусочек тает во рту.
Мама смотрит на меня и стискивает пальцы на коленях.
– Прия мне все рассказала, – говорю я.
Мама тяжко вздыхает.
– Угадай, откуда у меня курма.
– Купила на Международном рынке, куда, очевидно, ходила без меня.
Мама знает, что я обожаю рынок больше всего на свете. Но сейчас от разговоров о нем мне не становится легче.
– Мама, Прия мне рассказала про Иден.
– Меня угостила Джесса – ну, ты ее знаешь, та, у которой двое детей во Французской школе Торонто, она еще все время покупает у нас маски для лица.
– Это та, которая не затыкаясь хвастается, что у нее дети учатся во Французской школе Торонто?
Мама усмехается:
– Она самая. Она сегодня побывала на рынке и подарила мне пакетик курмы, когда я завезла ей запас масок на месяц.
– А. Спасибо. И ей передай спасибо.
Теперь мне стыдно, что я недолюбливала Джессу. Я сую в рот второе печенье и жую. Сладость растекается по языку, успокаивает, как может успокаивать только еда.
– Мама…
Она вытягивает печенье из моего пакетика и начинает его сосать. Отвратительно. Так курму не едят.
– Мама!
– Я знаю! – огрызается она и с шумом всасывает печенье целиком.
– Как ты считаешь, что мне делать?
Мама закрывает глаза ладонями и надавливает. Такое у нас с ней не в первый раз. Точно так же мы сидели на этой кровати, когда она пыталась окольными путями подготовить меня к известию, что папа уходит от нас.
– Я не могу принять это решение за тебя.
Я опускаю голову, плечи сутулятся сами собой. Мне всегда было проще, когда за меня решали другие. Я могла уклониться от трудного выбора безо всяких усилий. Но это решение мне не по силам, а помощи ждать не от кого.
– Откуда я знаю, как поступить?
– Это твое задание. Бери и делай.
– Ой, правда? И все? – Я фыркаю.
– Не хами! – Мама грозно прищуривается. – Я хочу сказать, поступай, как по-твоему будет лучше.
– Я не знаю, как по-моему будет лучше.
– Все сводится к тому, чтобы выбрать между тем, чтобы сдаться, и тем, чтобы хотя бы попытаться что-то сделать.
Я мотаю головой и невесело смеюсь:
– Ничего подобного. Это выбор между тем, умрет Иден или останется в живых.
– Нет! – резко возражает мама. – Это только если ты планируешь потерпеть неудачу. А я предпочитаю верить, что мы живем в том мире, где ты проходишь испытание. Это в твоих силах.
