– Глупости не мели, – бросаю коротко, но в поднятой теме вижу повод рассказать про Агнесс. – Ректор доверил мне кураторство над новой студенткой. Она слепая, и…
– Поцелованная Тьмой будет с нами учится?! – подает голос Пшенко, пухленький, добродушный, но весьма суеверный и медлительный парень. Именно с ним до победного я делил комнату, и оттого привык вставать дважды: подтолкнуть к сборам его, затем собраться самому. – Это что же, напоследок сплошные хлопоты-невзгоды судьба уготовила?
– Нет, она первичка. И очень талантливый маг. По правде сказать… – В этот момент со стороны входа раздаётся короткий вскрик и глухой стук, как от падения тела, и я сглатываю. По шее скользит капля пота: Агнесс близко.
– Кого там нелёгкая принесла? – хмурится Ульм. – Стефан только завтра приехать грозился.
Стефан – самый шумный из нашей компании. Его появление обычно сопровождалось оркестром, пёстрыми лентами и танцем слонов. Не пропустишь, даже если захочешь.
– Голос был девчачий, – как всегда безэмоционально комментирует Фил и ковыряется в ухе. Бледный, тощий, молчаливый, как воплощение смерти, он побуждал прислушиваться к своим словам.
– А ведь точно. – Ульм щурится, и непонятно: к худу или к добру.
– По правде сказать… – снова начинаю, надеясь успеть предупредить о гостье, но судя по присвистыванию и хаотичному погружению-высовыванию из воды – поздно.
Агнесс наверняка тоже поняла, что достигла людей и произвела должное впечатление. Боюсь оборачиваться, чтобы не умереть со стыда. Неважно, видит или нет, ситуация крайне неловкая и даже, пожалуй, компрометирующая. Застань кто из преподавателей девушку в окружении полуголых парней, без нотации бы не обошлось. Тем более ей всего шестнадцать, а тут здоровые двадцатилетние лбы, за исключением Фила. Он второкурсник.
– Пусть солнце сияет над вами, други! – звонкий голос разбивает неловкую тишину. – Прошу прощения, что явилась без приглашения. Очень меня заинтриговало название вашего клуба.
– Да? И кто же тебе рассказал про наш клуб, поцелованная Тьмой? – На руках Ульма вспухают вены, а в бочке начинает бурлить вода: то ли зол, то ли возбуждён. Он имеет предрасположенность к стихии огня, только вот из-за королевской крови магия часто выходит из-под контроля.
На обращении «поцелованная Тьмой» Пшенко охает и погружается в бочку чуть не по макушку, наверняка вспомнив какое-нибудь предание. Хотя Агнесс не рыщет глазами, стоит спокойно. Беспокойно оглядываю её наконец, помня про звук падения, и с одного бока форменные жилетка-кофта и юбка кажутся потемневшими.
– Господин Йоль, – неожиданно для меня врёт Агнесс, – сказал, здесь собираются все, кто не вписывается в общество. Но кто может быть полезен другим, удивить четырьмя видами магии или искусства. Поэтому я пришла.
А может, не врёт. Откуда бы она про такое узнала? Но когда успела? Я видел, как она бродила по библиотеке. Или сам ректор спустился за каким-нибудь редким изданием? Он слыл знатным любителем чтения.
– Так удиви. – Ульм сощуривает глаза и приподнимается в бочке. Бурление стихает, вырываясь лишь редкими пузырьками на поверхности. Зато чётче становится видно шрам на груди.
Агнесс глубоко вздыхает, отчего приподнимается её грудь, и зрелище оказывается до странности смущающим, хотя ни одна пуговка блузки не разошлась. Только тонко проступил контур медальона. Не зная, не разглядеть, но мысли мои забегали, а щеки вспыхнули ещё жарче.
