Магия найденных вещей - страница 5

Наши одноклассники не понимают ценности того, что у Джада есть собственный фитнес-центр с тренажерным залом. О Джаде даже писали в «Нью-Йорк пост»: была заметка о том, как мастерски он заставляет старушек качать пресс. Они также не понимают, что я работаю в крупном нью-йоркском издательстве и что однажды мне довелось пообщаться с Энн Тайлер[3]. И что у меня есть десять черных легинсов и четырнадцать черных водолазок, и я хожу на презентации книг и ужины издателей. И что мы с Джадом постоянно встречаемся со знаменитостями, заказываем еду на дом в три часа ночи и знаем все хитросплетения нью-йоркской системы метро, даже загадочное расписание по выходным. Мы понимаем, что такое индексация арендной платы, я вас умоляю!

И еще я пишу настоящий роман. Я сейчас на сто тридцать пятой странице, и это очень хороший темп, если учесть, что я работаю с утра до ночи и могу заниматься своей рукописью только по вечерам или утром в субботу в «Старбаксе».

Но нет: у нас нет детей, гаражей на две машины и собственного участка. И чаще всего я не готовлю домашний ужин, а ем блюда, взятые в кафе навынос, – прямо из пластиковых контейнеров, стоя у раковины на кухне, только-только примчавшись домой с работы, когда все нормальные люди уже ложатся спать.

Но мне нравится нью-йоркская жизнь. Я сама ее выбрала. Еще в детстве я поняла, что не хочу оставаться в Нью-Гемпшире, и сбежала при первой возможности. Поступила в Нью-Йоркский университет и осталась в этом городе. Джад приехал в Манхэттен десять лет назад. Не из-за меня, а потому, что пока искал работу и возможности для нового старта, он получил место персонального тренера в одном из нью-йоркских спортзалов. У меня есть подозрение, что на самом деле он приехал сюда потому, что процентное соотношение супермоделей на душу населения в Нью-Йорке значительно выше, чем на нью-гемпширской ферме. (Этот парень умеет ценить красоту.)

Так почему же мы забываем об этом, когда встречаемся с нашими старыми школьными друзьями с их нормальной, «правильной» жизнью? Не знаю. Я помню их еще подростками: девочки – смешливые сплетницы, постоянно жующие жвачку и строящие грандиозные планы; мальчики – сильные и красивые, все как один пахнущие «Олд Спайсом», когда мы целовались в их пикапах в лесу. Тогда я их любила. И сейчас тоже люблю, хотя в глубине души радуюсь, что не осталась в родном городке и не вышла замуж за кого-то из них. Сейчас эти парни растолстели и стали донельзя самодовольными. Они превратились в наших отцов, рассуждающих о погоде и цене на фасоль. Женщины, вечно всем недовольные и поэтому раздраженные и язвительные, упирают руки в бока и закатывают глаза. «Мужчины!» – говорят они. – Они никогда нас не слушают!»

Но когда ты встречаешься с людьми, которых любила, и видишь, что каждый нашел себе спутника жизни – теперь они передают по кругу фотографии своих детишек, – ты просто не можешь не замечать взглядов, которыми обмениваются мужья и жены, того, как они договаривают друга за друга незавершенные фразы, и эту взаимную настроенность, предельную близость… Иногда это зрелище просто убивает.

Даже мой брат-близнец Хендрикс женился на своей первой любви, которую встретил в старших классах. Как будто они с Ариэль Эванс, его одноклассницей и неизменной партнершей на лабораторных работах по химии, были предназначены друг для друга самой судьбой. Теперь у них трое детей, все мальчишки, и Ариэль, несмотря на свое неземное воздушное имя, управляет хозяйством, как генеральный директор хорошо организованной корпорации: составляет списки и четкие расписания, командует своими четырьмя мужчинами, и они ходят у нее по струнке. И Хендрикса, кажется, вполне устраивает такое положение дел. Когда я однажды отозвала его в сторонку и спросила, как он сумел приспособиться к такой строго организованной жизни – не говоря уже о вечных придирках жены, – он только пожал плечами и сказал: «Ну да, Ариэль меня пилит, и что? Я ее люблю. Она неидеальна, но так идеальных людей и не бывает. Это и есть семейная жизнь, Фронси». Он говорил чуть раздраженно, как будто досадовал, что ему приходится втолковывать мне, неразумной, такую простую житейскую мудрость.