А она время приёма перебирала пёрышки для перины. Для молодёжипоясняю, что для подушек и перин использовали мелкие куриные перья, а чтобы перина была мягкая, из неё выбирали крупные, чтобы не прокалывали материал и не кололись сквозь постельное бельё. С перинами было связано много обрядов, и «белых» и «чёрных», хотя деление это очень условно.
Так вот, люди рассказывали, а Наставница перебирала пёрышки, крупные выбрасывала, мелкие ссыпала в мешок. После приёма я с трепетом мешок этот перевязывала верёвкой, и мне казалось, что там живут судьбы людей, их близких, просьбы, надежды, в общем, серьёзно я относилась к этому мешку. Даже ставила его всегда в один и тот же угол, до сих пор помню. Конечно, у меня были и другие интересные обязанности. Так пролетело то лето.
Дело шло к сентябрю, когда я должна была уезжать. И в эти дни Наставница подозвала меня и сказала, что едет в город на пару дней, а ежели кто придёт на приём, так я давно готова и могу принимать сама. Я была удивлена, очень горда и слегка нервничала.
Наставница вообще мало говорила, и никогда не поясняла несущественные детали. Обычно я не спрашивала и старалась обходиться своим пониманием, но в тот день я решилась и стала задавать вопросы.
И сейчас все вопросы, которые мне задают про первую консультацию, мне всё ещё напоминают те мои полудетские тревоги.
Помучив Наставницу глупыми вопросами и получив в ответ пару недоумённых взглядов, я задала последний: «А где мне взять пёрышки, чтобы их перебирать?».
И здесь Наставница вдруг удивилась и даже спросила: «А перья зачем тебе?» «Но как же без перьев, – смутилась я – Вы же всё лето при мне их перебирали на приёме!» «Так вот и перебрала, – отвечали мне с лёгким недоумением, – ну можешь перебрать горох, если хочешь».
Так и сидела я, слушая людей и перебирая горох (горох тогда у нас покупали на рынке, он был с окрестных полей, там встречались камушки, шелуха, просто грязь и плохие горошины). И к концу второго дня начала если не понимать, то чувствовать смысл этого действа. Наставница слушала речь человека, его интонацию, эмоции, всплески энергии в особых местах, вычленяя реальные болевые точки клиента. Люди тогда заводили разговоры издалека, в начале не понятно было вообще зачем пришли, часто не понятно было и им самим за чем именно явились. И вот так, не глядя на человека легче было вычленить болевую точку. А в остальном… что горох, что перья нет разницы.
Я уже знала тогда, что, для полной диагностики человека, его всего с головы до ног, прошлого и будущего (наиболее вероятных на данный момент времени), Наставнице не нужно было вообще его слушать! И у меня иногда мелькали подозрения, а слушает ли она всю ту ерунду, что говорятлюди. Ведь сама она так мало говорила! Но потом убеждалась, что слушает. Как только клиент замолкал, она отодвигала лукошко с перьями и говорила вдруг: «Пойдём смотреть твоего сына» (или что-то другое, хотя человек наговорил уже «семь вёрст до небёс»). И клиент шёл за ней с опаской и надеждой.
Не буду описывать свои тревоги и сомнения во время первых консультации в отсутствие моей Наставницы.
Довольно быстро мне стало понятно, что, давая человеку выговориться, как бы занимаясь своим делом, нужно просто выбрать из его речи самый волнующий момент, ради которого он явился. Такая болевая точка может быть не ясна самому посетителю, но выявляется во время беседы с ним.
