Магнолии были свежи - страница 66

– О, вот как?! – Хильда наигранно приложила руки к щекам и недобро улыбнулась. – Ну вы же с матерью изводите меня и называете все случайностями. Так почему я не могу так же?

Это были знакомые речи. Хильда заводила их после каждого приступа, однако в этот раз от разговоров она сразу перешла к действию, и холод прополз по спине Мадаленны. Дом перестал быть домом, и прошлая идиллия показалась Мадаленне такой глупой, что ей вдруг захотелось рассмеяться, громко, во весь голос, и она прикусила рукав платья, чтобы истерика не прорвалась наружу.

– Вы давно хотите от меня избавиться, – продолжала Хильда, медленно раскачиваясь на стуле. – Я это знаю, я все знаю, Мэдди! И твоя мать, о, она такого мне наговорила в прошлый раз! Это она во всем виновата, да! – вскричала вдруг Бабушка и топнула ногой. – Эдвард, мой Эдвард должен был жениться на Мэри Шелтон, а вместо этого он привез в наше поместье какую-то итальянскую нелюдь!

Мадаленна закрыла уши; первый шок прошел, и она посмотрела на ноги – не попал ли куда кипяток и не надо ли что-нибудь перевязать, от такого волнения она вполне могла этого не заметить, а боль она всегда ощущала гораздо позже, чем та наступала. Но все было в порядке, на ноге не было чудовищного ожога; она силой одернула на себе платье и позвонила снова в колокольчик – чтобы принесли завтрак и кашу. Мадаленна хорошо понимала, что на этот раз Бабушка перешагнула тонкую черту, которая раньше отделяла все их семейство от буйного помешательства, но она не давала себе думать об этом сейчас. Если она станет распутывать клубок своих мыслей, которые в конце концов окажутся такими страшными, ей не останется никакого другого выхода, кроме как залиться слезами и спалить дом. Надо взять себя в руки, Мадаленна.

– Ну и что же ты молчишь? – насмешливо проговорила Хильда. – Боишься, что я еще раз на тебя что-нибудь опрокину?

– Я ничего не боюсь, Бабушка.

Она врала. Врала и Хильде, и самой себе. Мадаленна до дрожи в коленях боялась того монстра, который сидел сейчас перед ней и судорожно пыталась вспомнить, запираются ли ее и мамины комнаты на ключ. Только с задвижкой она будет в безопасности.

– Вот как? – Бабушка деланно рассмеялась и дернула колокольчик; Мадаленна знала, что слуги появятся ровно через пять минут – они так же боялись хозяйку поместья в минуты гнева. – Значит, какие мы стали взрослые и независимые, да? Послушай меня, девочка, – миссис Стоунбрук вдруг притянула внучку за воротник так резко, что тот врезался ей в шею. – Ты целиком и полностью зависима от меня, Твоя мать и твой отец ждут не дождутся, когда Хильда Стоунбрук испустит последнее дыхание, но этого не случится! А если и случится, то вы пойдете по миру, ясно? И пока ты живешь в моем доме, ты будешь делать все так, как я тебе скажу! Тебе понятно?

Хильда внезапно оттолкнула внучку от себя, и та едва не врезалась в позолоченную колонну. Если бы Бабушка начала стонать и говорить, что ее никто не любит, и никто не заботится о ней, то Мадаленна наверняка бы расплакалась – ее нервы были на пределе, и все могло бы вызвать слезы. Но своими словами Хильда достигла прямо противоположного эффекта – Мадаленна приосанилась, а на ее лице застыла невозмутимая маска. Ей было больно, было обидно, но допустить, чтобы Хильда видела ее слабость – такого она допустить не могла. Выплакаться надо, обязательно, но не здесь – на чердаке, или в саду, в своем укромном месте, где никто не сможет ее найти. Там она даст волю своим эмоциям, и нарыдается так, что в глазах будет песок.