– Этот шрам останется у него на всю жизнь, – заметил Добряков.
– Вы ведь можете что-то сделать с ним, Алексей? – спросила Гоналушкина.
– А зачем? Пусть останется память о минувших героических делах. Так ещё и загадку надо разгадать, что это вообще такое "ОК"? Ну, Ромочка, давай ребёнка, пора завершить эту операцию.
Добряков взял Гришу на руки и пошел к крыльцу дома Умновых. Там он бережно опустил ребёнка на порог, сунул в одеяло письмо и вернулся к поджидавшей его паре. Минуту трое соратников стояли и смотрели на свёрток с ребёнком. Великан Роман Харидов рыдал, никого не стесняясь, а оба профессора просто стояли молча. Высокий статус не позволял им проявлять эмоции слишком откровенно.
– Удачи тебе, Гриша, – прошептал Добряков, щёлкнул пальцами, и вся троица медленно растворилась в воздухе.
Через несколько часов Гриша проснётся от удивлённого крика своей родной тётушки Пелагеи, которая обнаружит подкидыша.
Ещё через несколько минут семья Умновых на своём семейном совете примет единственно верное решение: усыновить Гришу.
Некоторое время ушло на оформление всех необходимых бумаг. Поскольку материальное положение Умновых было хорошим, а Пелагея приходилась Грише родной тётей, но никаких проблем в процессе усыновления не произошло.
– Ну, что ж, – заявил Константин Умнов, – мы уже подумывали о том, чтобы завести второго ребёнка. Вот это и случилось, пусть и довольно неожиданным образом.
После этого Константин подумал и объявил тост:
– За Гришу Гончарова, за нашего нового сына, который выжил!
А фамилию Гриши решили не менять из уважения к его погибшим родителям.
Глава 2. День рождения Гриши
Почти одиннадцать лет прошло с того легендарного утра, когда Пелагея обнаружила на пороге дома маленького племянника, но Приветливая улица за это время изменилась не так уж сильно. Солнце по-прежнему вставало на Востоке, садилось на Западе и освещало ту же самую золотую табличку с числом "13" на доме Умновых.
Гриша Гончаров по-прежнему жил в семье Умновых. В данный момент он крепко и сладко спал в своей отдельной комнате, хотя спать ему оставалось недолго.
Жилось Грише в приёмной семье очень хорошо. Умновы о нём заботились не меньше, чем о родном сыне, а, пожалуй, даже ещё больше. Дмитрий, двоюродный брат, относился к Грише хорошо, проявляя такую трогательную братскую заботу, что это вызывало умиление у родителей. Если и бывали какие-то конфликты в семье, то все они носили детский и незлобный характер. А зачинщиков таких конфликтов всегда выступал Гриша.
В возрасте пяти лет Гриша придумал вот такую игру.
Выждав удобный момент, Гриша подходил к Пелагее, нежно обнимал её и громко заявлял так, чтобы услышал Дима:
– Это моя мама!
Обычно Дима сильно удивлялся и не знал, как реагировать на эту провокацию.
Тогда Гриша накручивал игру:
– Да, да, моя мама и только моя. Вот так. Больше ничья, нет.
Иногда быстро, иногда с задержкой, но всегда Дима не выдерживал напряжения, вскакивал, подбегал к маме с другой стороны и начинал истошно орать со слезами на глазах:
– Это моя мама! Не верь ему, мама! Он всё врёт!
Тогда Гриша ехидно хихикая, отцеплялся от Пелагеи, садился в кресло и с интересом наблюдал, как Пелагея успокаивает несчастного Диму:
– Конечно, я твоя мама. Что ж ты так, переживаешь? Гриша просто шутит. Не надо так близко к сердцу принимать. Ты же мальчик. Мальчики не истерят, не плачут, не капризничают.
