Источник, который находился под землей и на котором строился город, берегли и пользовались им для питья и приготовления пищи. Остальную воду получали с помощью переработки. Часто такая вода была для бедных районов. Говорили, что в городе три миллиона человек, но это цифры из газет. На самом деле здесь могло быть и пять, и семь, и десять миллионов. Махта видел бедные районы, в которых люди ютятся в коморках два на три. Он отдал последний заказ, забрал деньги и вышел из магазина. Было около трех дня, но из-за жары ходить куда-то не хотелось. Вернувшись домой, он не увидел никого во дворе. В доме было тихо, похоже, все были в своих комнатах. Махта подошел к комнате Зуры и услышал там девичье щебетанье.
– Ну, нет, чтобы мной кто-то руководил? Я бы так не хотела! – слышался голос Лу́ны.
Махта уселся между горшков с фикусами.
– Почему руководил? Ты выполняешь свое задание. А муж разве не будет тобой руководить? А так ты свободна, пришла на работу, отработала и ушла, – активно доказывала Зура свою позицию, явно разгорячившись в разговоре с Лу́ной.
– Какая же это свобода? Каждый день ходить и делать одно и то же. Еще и не опаздывай, не пререкайся, и настроение у тебя должно быть постоянно хорошим, улыбайся всем, кому ни попадя. Нет, для меня это не свобода. Свобода – это внутреннее чувство, когда сам что-то выбрал и тебе это нравится. А вот это все: начальники, сотрудники, обязанности. Как я их могу выбрать?
– А как ты можешь выбрать своих детей? Ты же их не в магазине купишь?
– Ну, – задумалась Лу́на, – как бы и нет, но как бы и да. Вот посмотри, ребенок же рождается совсем чистым. У ребенка нет языка, привычек, предрассудков, знаний. Значит, это буду давать ему я. В итоге, получается, что я выбрала, каким он будет со мной.
– Ты думаешь, что он станет, не пререкаясь, повторять все за тобой? – хмыкнула Зура.
– Ты с нами уже четыре года, а все думаешь о какой-то работе, которую тебе в голову заложили твои родители. Так что думаю, да, я буду настоящим тираном. Нет, даже не так. Я буду божеством, которому не возможно не подчиниться.
Махта улыбался, тихо прячась среди цветов. Минут десять назад мимо прошла бабушка, потому он не мог пошевелиться и у него затекли ноги. Наконец, Махта привстал, аккуратно выбрался из зарослей и отправился на кухню, где наткнулся на Сами. Она сидела с чашкой чая за столом и внимательно смотрела на Махту.
– В кого ты у нас такой?
Махта насыпал из кастрюли холодное рагу и сел за стол.
– Неподражаемый? – ответил он вопросом на вопрос.
– Прохвост и балбес.
– О, бабушка, разве это индивидуальные черты? Это все возраст, я повзрослею, – принялся Махта за остывшее блюдо.
Бабушка Сами надпила чай и сочувствующе посмотрела на Махту.
– Даже не знаю, что должно произойти, чтобы ты повзрослел. И уж тем более не знаю, что должно произойти, чтобы ты перестал вести себя как прохвост и балбес. Ты уже думал о женитьбе?
Махта поперхнулся.
– Это слишком странная логическая цепочка, наверное, женская, – сказал Махта, оправившись.
– Шути дальше, родители подберут тебе хорошую пару, от которой ты не сможешь отказаться. Ты не Лу́на, не папина дочка, отец с тобой играться не будет. Скоро праздник солнца.
– Да, похоже, придется бежать.
– Есть куда? – спросила бабушка с серьезным лицом.
– Пойду матросом на одно из суден, на котором мы закупаем ткани.
– Да, Махта, только помни, это океан бесконечный, а судно, на котором ты обоснуешься, место очень маленькое, гулять не получится.
