Отца он нашел там, где и надеялся: в забегаловке, где подавали жареные рисовые шарики с разными соусами. Меню как таковое состояло лишь из соусов, шарики, обжаренные до хрустящей корочки, оставались неизменными. Поскольку развлечений в Лабиринте было немного, местные экспериментировали со вкусами. Но Роман Милютин был человеком привычки и много лет заказывал лишь два варианта: либо с соевым соусом, либо с фруктовым вареньем, в зависимости от настроения.
Сегодня с соей. Значит, настроение не очень.
У Виктора аппетита и вовсе не было, перед глазами по-прежнему мелькали рваные раны и лужи крови. Так что он заказал лишь чашку местного кофе и устроился рядом с отцом.
– Ну что там, с этой семьей? – спросил Роман, прекрасно зная, что другие темы его сына в такой момент интересовать не будут.
Виктор рассказал ему все, хотя по протоколу не полагалось: отец был распределителем, а не полицейским. Но кто их теперь безукоризненно выполняет, протоколы эти? Одним лишь перечислением событий следователь не ограничился, он наконец решил упомянуть и свою теорию:
– Мне кажется, у нас завелось какое-то… животное.
– Животное? – удивленно повторил Роман.
– Ну да… Им ведь не перерезали горло, им горло вырвали. Я читал, что многие звери на Земле нападают как раз так: атакуя уязвимое место и…
– Мы не на Земле! – неожиданно резко прервал его Роман. – Земли больше не существует!
– Как скажешь, но тем хуже для нас. Сектор Фобос мог подкинуть нам что угодно.
– Перестань! Тут и так развелось слишком много мистиков, я могу надеяться, что мой родной сын сохранит способность мыслить здраво? Мы в Лабиринте, не на каком-нибудь вшивом четвертом уровне! Здесь не может быть ничего, что пришло непосредственно из Сектора Фобос.
Разговор развивался… странно. Не так, как ожидал Виктор. Конечно, отец в последние годы сильно сдал: он был далек от того безупречного самоконтроля, с которым шагнул на станцию, он все чаще срывался на эмоции. Но так, как сегодня, еще не было. Хотя и обсуждение гибели целой семьи хладнокровию не способствует.
То, что отец не воспринял его версию всерьез, задевало. Виктор надеялся на реальную помощь: изначально Роман был биологом, он во многом разбирался. Но от варианта с животными отец отмахнулся сразу.
– Хорошо, если это не хищник, то кто тогда атакует?
– Безумец, – уверенно объявил Роман.
Он не стал ничего пояснять, но Виктор и так догадался, к чему он клонит.
– Вспышек астрофобии не было уже давно. Последняя случилась почти год назад, даже если бы мы кого-то тогда упустили, он бы давно умер!
– Вы могли упустить не человека, а саму вспышку!
– Система оповещения еще никогда не подводила, – напомнил Виктор.
– Все бывает первый раз. Это дело рук человека. Зверь не смог бы скрыть шум – и зверю бы эти люди сопротивлялись! А вот человек, пораженный астрофобией, способен обмануть, притвориться другом… Ищи человека.
В принципе, это могло быть правдой… но не подсказкой. Виктор прекрасно знал, что пораженные астрофобией люди безумны лишь в своей мотивации, их поступки как раз отличаются продуманностью и хитростью. Если у них тут завелся псих-одиночка, способный убивать тихо, появляться из ниоткуда и исчезать в никуда…
Жизнь в Лабиринте станет намного сложнее, а для кого-то еще и короче.
* * *
Трой Галлахар прекрасно понимал, насколько необычна и опасна сложившаяся ситуация. Ну и что с того? Жизнь на этой станции в принципе необычна и опасна. Это жители какого-нибудь Лабиринта, которые много лет не видели иллюминаторов, могут убедить себя, что они не в космосе, а в каком-нибудь бункере на Земле, если им так больше нравится. Трой никогда не терял связь с реальностью.
