Макс Бор и Зеленая Борода - страница 29

– Пусть будет Фома! – решил Бор. И резво подпрыгнув, будто юный жеребёнок, со всех ног помчался к дому Фомина. Через пустырь, мимо сараев. Коварный закоулок, где их с Денисом остановила Минькина банда, Бор пролетел на первой космической скорости, стараясь не смотреть по сторонам. Миновав два двора, Максим едва не кубарем вылетел на улицу. По прямой он побежал ещё быстрее. Альбина Августовна, соседка Дениса, маленькая, сухонькая и безмерно вредная старушка, погрозила вслед «паразиту оглашенному» костлявым кулачком и быстро перекрестилась. Чёрная, словно сажа, кошка Муська, принадлежащая другой соседке Дениса, Ларисе Перфильевой, в ужасе вытаращив зелёные глазищи, шарахнулась из-под ног. Ещё одно небольшое ускорение и… Бор забарабанил в окно Фомина:

– Фома! Фома, открывай быстрее!

Форточку распахнул не Фома, а его мама, Елена Николаевна.

– Здравствуй, Максим! Вот скажи мне: вы с моим балбесом-сыном когда-нибудь будете, как все люди, пользоваться дверью, а?

– Извините, Елена Николавовна… То есть Елена Николаевна… То есть… Здрасте! Дениса можно? – скороговоркой выпалил Максим. Он с трудом переводил дух после бешеной гонки.

– Не можно! – сурово ответила «Елена Николавовна», насупив брови. Максиму стало не по себе. Он как-то некстати вспомнил одно давнишнее родительское собрание, с которого его мама, Марина Максимовна, человек обычно солнечный и неунывающий, вернулась в очень плохом настроении. Некоторое время она молча звенела на кухне посудой, а потом сказала:

– Знаешь, Максим, о тебе на этом собрании речи не было. Зато очень ругали твоего друга Дениса. За то разбитое окно. А ведь ты мне признался, что вы его вместе расколотили. Почему ты честно не рассказал об этом в школе. А твой друг – молодец, не выдал тебя. Ты удивишься, наверное, но я немного завидую сейчас его маме. Она, кстати, сидела рядом со мной на этом собрании, за первой партой. И очень расстроена была, конечно. А я… Я сидела и краснела. За тебя краснела, Максим!

Максим открыл было рот, чтобы попытаться оправдаться, но посмотрел на маму, и слова застряли у него в горле. Тогда он быстро оделся и выбежал на улицу. До дома лучшего друга он бежал тогда почти так же быстро, как сегодня.

– Фома, ты прости, ладно? Понимаешь, учителя почему-то всегда на меня в последнюю очередь думают, что ни случись. Не знаю я почему, хоть убей. Тоже ангелочка нашли, блин. А у тебя… Как это… Имидж хулигана. Я правда завтра же расскажу всё в школе. И классной, и завучу, если хочешь!

– На фига? – искренне удивился Денис. – Делать, что ли, нечего? – а потом хлопнул Бора по плечу и добавил: – Мне дома за то окно уже прилетело. Отец выдрал так, что еле сижу теперь. Ну выдрал и выдрал! Шкура крепче будет! Прикинь, смогу без проблем задницей вперёд сквозь самые колючие кусты проскакивать. Шкура-то – как у носорога, хрен порвёшь!

Потом они ещё поболтали немного, и Макс вернулся домой. Со временем эта история забылась. А сейчас вот вдруг вспомнилась.

«Она догадалась, наверное, что Денис тогда за нас двоих отдувался. Чёрт! Стыдобина жуткая… Надо рассказать всё. Лучше поздно, чем никогда!»

Но Елена Николаевна вдруг весело, заразительно засмеялась. Совсем как девчонка. И сказала:

– Да пошутила я, Максим! Проходи, проходи. Чай мои мужики пьют, с пирогами. Проходи и присоединяйся. Только через дверь!

В доме Фоминых, вернее, в половине дома, ибо вторую половину дома занимало не менее многочисленное семейство Игнатьевых, сегодня правил царь-пирог. Волшебный, тёплый, густой аромат обволакивал гостя ещё в прихожей и вёл его за собой туда, где на трёх огромных блюдах высились курганы из пирогов. Были тут пироги с мясом, с капустой, с яблоками, с вишней и ещё бог знает с чем. Максим, решив не сопротивляться могучей, увлекающей силе сдобного аромата, быстро стащил кроссовки, сунул ноги в дежурные гостевые тапочки и прошлёпал в комнату. За покрытым клетчатой скатертью круглым столом, стоящим в центре комнаты, под большим плетёным абажуром восседало всё семейство Фоминых. Дед, Денис Иванович, сухой, подтянутый старик с молодыми, ясными глазами стального цвета, попивал чай из блюдца, хрустя вприкуску большим куском сахара. Отец, Иван Денисович, крепкий, загорелый мужчина лет сорока, с роскошными гусарскими усами, помешивал ложечкой чай в большой железной кружке. Шестилетняя Варька, та самая чупакабра, на которую жаловался Бору Денис, смешливая и черноглазая, с аппетитом уплетала пирог с вишней, время от времени поглядывая на старшего брата. Денис же на Варьку не смотрел, он «работал на массу»: медленно и методично пережёвывал пирог с мясом. Определённо не первый и, видимо, не последний. Даже маленький Ваня, годовалый румяный карапуз, сидевший на своём детском стульчике, держал в пухлой ручонке маленький кусочек пирога. Не было только Елены Николаевны: на кухне пронзительно присвистнул чайник, и она отправилась заваривать свежий чай. Когда Максим вошёл в комнату, мужчины сразу шумно задвигали стулья, освобождая гостю лучшее место. Бор по очереди пожал руку деду, отцу, Денису, протянул указательный палец в качестве приветствия Ваньке. Фомин – самый младший сразу прекрепко ухватил палец: в семье определённо подрастал ещё один потенциальный десантник. Поздоровавшись со всеми от мала до велика, Бор приземлился на предложенное место. Меж тем вернулась Елена Николаевна.