Селим представил молоденькую, молчаливую санитарку Марину, которая мотыльком порхала по госпиталю, не зная устали.
Он проникся к ней тогда просто уважением. Он не клялся в любви и ничего ей не обещал. Нет, он не сможет жениться на Марине, хотя их теперь и связывает сын. Не сможет, потому что любит другую…
Мысли Селима прервала мать. Тихо открыв дверь, она вошла в комнату, молча расстелила на ковре скатерть, поставила на неё поднос с голубцами и так же молча вышла.
Амирчик спрыгнул с колен деда, наклонился над подносом:
– Хочу кусать…
– Сейчас будем кушать, сынок, – улыбнулся Селим.
Вошёл Керим. Амирчик тут же подбежал к нему:
– Поели кусать.
– Пошли, джигит, пошли.
Усадив Амира-младшего к себе на колени, Керим стал кормить его голубцами. Ужинали молча. Притих даже внук. Набегался за день, устал. Умму внесла чайник. Селим отодвинул свой стакан в сторону.
– Мне не надо, я не буду пить. – Он встал, вышел в кухню.
Мать сидела, прижавшись спиной к стене, и о чём-то думала. Увидев сына, тепло посмотрела на него, улыбнулась, но ничего не сказала.
– Где она? – тихо спросил Селим.
– В комнате Умму.
– Что же делать будем?
– Не знаю, сынок, тебе видней.
– Ну и дела, – протянул Селим и, выйдя из кухни, направился в кунацкую.
Всё это время Марина не выходила из комнаты. Отказалась она и от ужина, когда Зухра позвала её к столу. Умму принесла ей хлеба и голубцов. Но Марина не прикоснулась к еде. Затаив дыхание она прислушивалась к каждому шагу в доме и думала только об одном: придёт Селим или не придёт?..
Вдруг раздался стук в дверь. Марина вся съежилась.
– Да, да. Я здесь. Входите, – дрожащим голосом произнесла она.
Вошёл Керим с сыном Амиром.
– Укладывай ребёнка, – сказал он и вышел.
Марина раздела сына, уложила его в кровать. Амирчик что-то щебетал, но она не слышала его. «Придёт или не придёт?.. Придёт или не придёт?..» – шептала Марина, и ей казалось, что голос её гремит на всю комнату, на весь дом.
Но Селим не слышал её. Войдя в кунацкую, он разделся, лёг в постель и предался своим думам. «Что же делать? Как выбраться из этих дебрей? Что сказать, посоветовать Марине? Как объяснить всё Фариде?..»
Ночь давно уже укрыла аул чёрным покрывалом, но в доме Амира-Ашрафа всё ещё горел свет.
«Надо было давно женить Селима на местной девушке, – вздыхала Зухра. – Тогда этой иноверки не было бы в доме. И старик не сходил бы с ума…»
«Неужели Селим такой неблагодарный? – думал Амир-Ашраф. – Даже не поздравил с приездом мать своего сына. А ведь когда-то шептал ей нежные слова, обнимал её, ласкал. А может, он и сейчас горит желанием пойти к ней, но стесняется нас, родителей?..»
Марина продолжала ждать Селима. Она чувствовала себя виноватой перед ним – приехала без его ведома, без его согласия – и хотела скорее всё ему объяснить.
В доме стояла тишина – ни скрипа дверей, ни шагов. «Нет, он уже не придёт. А завтра, наверное, с утра уедет в город. Что же делать?.. Пойти к нему самой?.. Да, другого выхода нет…»
Марина накинула белый платок на плечи, тихо открыла дверь.
Услышав, что кто-то вошёл в кунацкую, Селим приподнял голову, включил настольную лампу. Яркий свет, брызнувший из-под зелёного абажура, словно луч прожектора, выхватил из тьмы край стола, подушку, лицо Селима. Комнату залил бирюзовый свет. Никелированная кровать, на которой лежал Селим, ковёр, большой сундук, обитый железом, выглядели какими-то зелёными, неестественными.
