Мальбом. Хоррор-цикл - страница 6
– Нет ли у вас нераскрытых убийств? – спросил я в лоб, когда, наконец, добрался до свободного следователя. Меня долго не хотели пускать, желая прежде разобраться, что и зачем.
– Ну как же не быть? – усмехнулся тот, потягиваясь за столом. – Без них не бывает. А вам, собственно, чего надо?
Я ответил ему, что хочу повиниться в убийстве, которое я вроде как совершил, а может быть, и не совершил в районе поселка Кручино.
– Вот справка, – я выложил на стол заранее приготовленную бумажку от психиатра. Там было написано, что я не числюсь среди его постоянных клиентов.
Следователь не удивился: напротив, он обрадовался и стал суетиться:
– Погоди, погоди, парень, – он задвинул выдвинутые было ящики и подался ко мне. – Ты что – серьезно хочешь взять на себя висяк? Тебе ведь не важно, чтобы это был именно тот висяк, да? Ну, не знаем мы ни про какое Кручино. Но теперь-то узнаем, если захотим, – следователь спохватился. – Не думай отвертеться. Нет! – он погрозил пальцем. – Теперь, если ты вздумаешь отпираться, мы назначим экспертизу, поедем, перероем всю деревню, и все найдем. Но лучше будет, если черт с ним, с Кручиным. Никто оттуда не жаловался, дела нет – а вот есть у нас тут… – и он снова начал рыться в бумагах. – Есть у нас тут один эпизод… Тебе ведь все равно, за что сидеть, я правильно понял?…
Он правильно понял. Сначала я собрался возмутиться, но неожиданно для себя кивнул и попросил разрешения закурить. Нам не живется покойно. Нас закаляет стучащая кровь, мы куемся в том кузнечном огне, что пожирает шапки и обжигает темя.
© февраль – март 2002
Композиция вторая
Скоба
Держали пари.
– На бутылку, конечно, – Совершаев осклабился.
– Добро, – подумав, согласился Кропонтов.
Спорили на лестнице. Мужичков попросили курить за дверь.
Все началось с досады, которую вызвал у пьющего Совершаева непьющий Кропонтов. Сам Совершаев накушался всласть.
– Что ты сосешь лимонад? – спросил он с упреком. – Засохнуть боишься?
– Подохнуть, – ответил Кропонтов, утирая рот. – Я под химзащитой.
Совершаев погладил себя по лысому черепу.
– Это же фикция. Кто же позволит в Расее кодировать насмерть? Людей не останется.
– Ну, пусть не насмерть, а худо будет так, что лучше не надо.
Когда выходили за дверь, Совершаев обнимал Кропонтова за плечи:
– Я тебе сочувствую. Мне ведь обидно – понимаешь?
Техорский, который подслушивал, стряхнул себе под ноги пепел и с преувеличенной рассудительностью произнес:
– Вот ты говоришь: химзащита, таблетка. Сколько, по-твоему, эта таблетка будет болтаться в организме? Думаешь, год? Ее давно там нету…
С ним согласился Удыч, краснолицый детина в гавайской рубахе, расстегнутой до пупа:
– Нет там ничего, ясное дело. Мелкий гипноз. И сами мы мелкие, мнительные.
Кропонтов не особенно возражал.
– Может быть, может быть, – кивал он грустно. – Но мне-то какая разница, от чего загибаться? От таблетки или от гипноза.
– Хочешь пари? – не отставал Совершаев. – Прямо сейчас, через десять минут я сниму с тебя всю твою защиту. И ты снова станешь нормальным человеком. Выпьешь с чистой совестью…
– Ты? Снимешь защиту? Не верю, – взволнованный Кропонтов покраснел.
– Не веришь? Точно? Все свидетели! Кто разобьет?
– Давай, —Техорский выступил, растоптал сигарету и разрубил им руки, сцепившиеся в полудоверительном рукопожатии.
Войдя в комнату, Совершаев прищурился на курлыкавших женщин.
– Пойдем на кухню, – решил он. – Здесь нам не позволят.