– И что было дальше? – спросил Джим.
– Он вывел меня во двор, и я такую взбучку получил, что за всю жизнь ничего подобного не припомню, – сказал дядя Зино. – И больше я ему никогда не врал.
– А мы больше никогда не крестили цыплят, – сказал дядя Корэн.
– Что правда, то правда, – заключил дядя Эл.
– Итак, Джим, – сказал дядя Зино, – в результате Эл стал довольно хорошим фермером, если вспомнить о том, как он начинал.
– По крайней мере, мы должны благодарить судьбу, что он не стал пастором, – отозвался дядя Корэн.
– Это уж точно, – согласился дядя Эл. – Пришлось бы мне стать методистом, чтобы не топить людей[3].
Мама поднялась и начала собирать со стола посуду.
– А где была мама-курица, когда все это происходило? – спросила она.
– Мы заперли ее в курятнике, – сказал дядя Корэн. – Она чуть нас не заклевала. Пришлось нам вооружиться палками, чтобы ее туда загнать.
– Она потом весь день искала своих цыплят, – сказал дядя Эл. – По всему двору искала.
– Грустная история, – заметила мама.
– И что с ней было потом? – спросил Джим.
– Не помню уже, – ответил дядя Зино. – Думаю, мы ее съели.
Пока мама управлялась с делами, дяди покачивались в своих высоких креслах-качалках на крыльце дома дяди Зино. Джим сидел на верхней ступеньке, подперев руками подбородок, и думал о том, что день подходит к концу. Солнце опустилось совсем низко, но его лучи еще отражались в окнах новой школы. Скоро в низовье реки появятся длинные синие тени. Светлячки зажгут свои огоньки в вершинах деревьев, застрекочут цикады и раскричатся древесные лягушки. У ограды козодой подаст голос, прислушается и позовет опять, и откуда-то из глубины травы кузнечики ответят ему своей низкой, грустной песней. Летучие мыши, хлопая крыльями, будут выбирать новую траекторию своего странного полета в багровеющем небе. Сумерки в Элисвилле – самое очаровательное время суток, но Джиму не хотелось, чтобы солнце садилось и заканчивался его день рождения. Все сегодня пошло не так. Он разочаровал дядей и теперь не хотел ждать целый год до следующего дня рождения, чтобы все исправить.
– Что-то мне становится прохладно, – сказала мама. – Пойду возьму свитер.
Она поднялась и исчезла в доме. Джим так углубился в свои раздумья, что и не заметил, как она вновь оказалась рядом с ним.
– Джим, – сказала она. – Эй, Джим!
Джим повернулся и посмотрел вверх. У мамы в руках был шоколадный торт. Свечи на нем уже горели. Она нагнулась, чтобы Джиму было лучше видно. В его глазах засветилось отражение маленьких огоньков.
– С днем рождения, Джим, – сказала она.
Внезапно и все дяди оказались вокруг него.
– Посмотрите-ка на него, – сказал дядя Эл. – По-моему, он не знает, что это такое.
– А что это? – спросил дядя Корэн.
– Это торт Джиму, ко дню рождения, – заявил дядя Зино.
– Ох, – вздохнул дядя Корэн, – а я было подумал, что Сисси загорелась.
Джим сосчитал свечи на торте. Их было десять.
– Джим, – сказал дядя Зино, – неужели ты подумал, что мы про тебя забыли?
– Я подумал, что вы на меня злитесь.
– О, милый мой, не плачь, – сказала мама. – Никто на тебя не злится.
– Я не злюсь на тебя ни капли, Док, – подтвердил дядя Зино. – Даю слово.
– Зино, я же тебе говорила, не надо брать его в поле, – заметила мама.
– Успокойся, Сисси, – тихо проговорил дядя Зино.
Дядя Зино поднял Джима вверх за лямки комбинезона и притворился, будто хочет выбросить его через перила во двор.
