Мальчик Джим - страница 3

Сам факт, что он готов расплакаться, разозлил Джима. Он пошел в атаку на поле, будто рубил мотыгой змей. Джим наносил удары почти вслепую – и по этому сияющему утру, и по траве, и по клеверу, и в ярости своей срубил еще один стебель кукурузы. Рыдание, поджидавшее своей очереди где-то в животе, вырвалось из горла и на секунду повисло в воздухе тихим, бессвязным звуком, который услышал один лишь Джим.

Дяди и работники шли все дальше и дальше, на ходу работая мотыгами. Джим решил, что если дядя увидит еще один срубленный стебель кукурузы, то ему несдобровать. Сама мысль о том, что дядя Зино на него разозлится, была невыносима. Джим встал на колени и вырыл в земле руками небольшую ямку. Он воткнул в нее конец стебелька и прикопал его землей. Потом утрамбовал землю ладонями, чтобы стебель стоял ровно.

Джим поднял мотыгу и почесал нос тыльной стороной ладони, а ладонь вытер о штанину. Ему стало спокойнее. Он решил, что поработает до обеда. Как можно уйти раньше, мальчик себе плохо представлял, зато знал, что после обеда дядя Зино не заставит его идти в поле, если он сам этого не захочет.

Джим бросил камешек на то место, где начал работу. Мальчик часто так делал, чтобы замерять расстояния. Хотелось видеть, как много он прополол. Однако камешек оказался плоским и слишком легким и улетел немного в сторону. Джим поискал вокруг и нашел другой камень. Не так-то просто найти хороший камень для бросания среди этой рыхлой земли в низине у реки. Мальчик бросил три или четыре камня и с удовлетворением отметил, что не может докинуть камень до того места, откуда начал работу. Стало казаться, что он все-таки продвинулся вперед.

Подняв мотыгу, Джим заметил, что она по длине почти как бейсбольная бита. Он схватил ее рукоятку чуть выше лезвия и прокрутил пару раз, практикуясь. Найдя подходящий камень, он подбросил его вверх и ударил по нему рукояткой мотыги. Вот вам и первый страйк[1].

Из-за лезвия удар получился неудачным. Только после двух взмахов Джим попал по камню, и тот улетел вправо за границы поля. Фол-бол[2].

Он бросил еще три камня, прежде чем получил удовлетворительный результат, и вновь вернулся к сорнякам, что росли в поле.

Под ногами Джим увидел камень, похожий на наконечник стрелы. Он выкопал его мотыгой, но обнаружил, что камень утолщен книзу и округлен у основания; он был похож на наконечник стрелы. Джим всего один раз нашел каменный наконечник стрелы, а вот дяди часто их выкапывали и приносили Джиму. Больше всего везло дяде Корэну. Стоило ему выйти в поле, как он обязательно возвращался с находкой. А когда дядя Корэн был мальчиком, он даже нашел каменный нож. Он хранил его в коробке из-под сигар на каминной полке у себя в спальне и не собирался отдавать его Джиму. Джим боялся, что до того, как он научится находить каменные наконечники, дяди подберут их у реки. Дядя Зино его успокоил, сказав, что всегда можно будет выкопать еще: каждый раз, когда поле вспахивают плугом, на поверхности появляются все новые и новые находки.

Джим внимательно изучил камень, который держал в руке. Может, кто-то только начал делать наконечник стрелы. Сам он не был уверен, но у дяди Корэна об этом можно будет спросить за обедом. Он много знает о том, как жили индейцы. Дядя Корэн рассказывал, что индейцы разводили костер, ударяя два камня, один о другой. Джим собрал небольшую кучку сухой травы и нашел еще один камешек подходящего размера. Он поднес камни близко к траве и стал ударять один о другой, пока не появились искры. Однако трава не загоралась. Джим никак не мог понять, как же индейцы могли таким образом разжигать костер. Также он не мог себе представить, как индейцы делали каноэ из коры деревьев, умудрялись близко подкрадываться к оленю, чтобы убить его стрелой из лука. Джиму всегда хотелось быть индейцем, но ковбоем стать проще. Он не умел ходить бесшумно в лесу, разжигать костер, ударяя камни друг о друга. Ковбои по крайней мере пользуются спичками и ружьями. Правда, они еще должны уметь оседлать быка на родео. Джим не знал, хватит ли у него когда-нибудь духу оседлать быка. Ему стало казаться, что он никогда ничего не достигнет. И конец поля стал казаться еще дальше, чем когда он смотрел на него недавно.