– Игорь, ты чего? Юра просто рассказывает… про собачку…
– А чего выпендриваться? Нефть они там добывают! А мы ракеты строим, да! И зарплаты…
– Гош! – Юрка сморщился, как от зубной боли. – Зачем ты?
– Затем! Приходить не хотел… Задолбали. Одни, блин, герои кругом. Плюнуть некуда!
– Не плюй, Гош, не надо. Я уйду. – Юрка поднялся, переложил полотенце с коленей на стул и пошёл в коридор надевать ботинки.
– Юра! – подхватилась мама вслед за младшим.
– Я потом приеду, мам. У меня ещё есть время, не расстраивайся.
– Ну и дурак же ты, братец, – высказался наконец полностью очнувшийся старший. – Вот ты чего на Юрку-то? Ну уехал он из Самары и не стал таким же, как ты…
– Слава! – крикнул Юрка в кухню, – заканчивай!
Но Славка уже завёлся:
– Он, между прочим, за двенадцать лет самостоятельным мужиком стал. Настоящим мужиком! Он там по полям мотался! В снег! В мороз! По болотам! На него люди положиться могут, как на… И сейчас! Чудак ты, Гоша, на известную букву. Погоди, Юр, я с тобой.
– Игорь, Слава, Юра… – причитала мама. – Да что же такое? Да что же вы?
– Мам, извини, я даже сидеть с ним сейчас не хочу, извини, – Славка тоже уже надевал ботинки.
– Пусть идут! Пусть проваливают! Нефтяники… – и Игорь добавил непечатное ругательство.
– Слышь, ты! – взорвался старший.
– Слава, Слава, – Юра тянул Ярослава. – Пошли, пошли…
Они вывалились на улицу.
– Ты сейчас куда? – старший нервно сморкался и мял платок.
Юрка глубоко затянулся и выпустил дым:
– А хрен знает. Я же думал, мы тут на весь день…
– Меня художники на Поляне у Ветки Клюевой дожидаются, поехали?
– У кого? У какой ветки?
– У Клюевой Ветки. Светка-Ветка. Я так её называю. Чего непонятного?
– Ну да. Чего непонятного? Всё понятно. А я там нужен?
– Нужен – не нужен. Поехали!
До Поляны Фрунзе (район с частным сектором на берегу Волги) добирались на трамвае, потом пешком окольными тропами – на дачу, куда на выставку местного живописца уже заявилась вся самарская художественная богема. Выставка разместилась под навесом возле яблонь. Картины, а точнее наброски волжских пейзажей были, скажем так… банальны… Ни то ни сё. Живые яблони по соседству выглядели куда интереснее.
Пока Юра разглядывал «шедевры», Славка, которого и правда здесь ждали, сбегал в дом и вернулся с двумя глиняными кружками домашнего вина.
– Как тебе? – он заговорщицки подмигнул Юрке.
– Да ерунда какая-то! – ответил тот, как ему показалось, вполголоса.
– Что ви сказали, молодой человек? – Его услышала какая-то еврейская искусствоведческая бабушка.
– Я говорю, ничего особенного! – громко ответил Юра. И тут к нему все повернулись. – Извините! Я, кажется, нечаянно пукнул в вашем присутствии. Но мне кто-нибудь может объяснить, что такого особенного во всех этих пейзажах? Цвет? Стиль? Что? Ещё, наверное, Глазунова придворным маляром обзываем.
Кто-то тихо засмеялся. Юра посмотрел на Славку, тот тоже едва сдерживал хохот.
– На, держи! – Юрка сунул ему недопитую кружку и направился к выходу, потом вдруг развернулся и добавил: – Вы меня, конечно, ещё раз извините… но вот его сын, – он ткнул в старшего, – кратно рисует лучше. Извините! – и вышел за калитку.
Славка нагнал его на трамвайной остановке.
– Ай молодец, брательник! – от удовольствия он аж приплясывал.
– Ты для этого меня туда привёл? – Юра выглядывал трамвай, думая, куда бы ещё сегодня податься. После Игорька-то и художников…
