Мальчик как мальчик - страница 16



Рогозинский добродушно похлопал тебя по плечу:

– Молодец. Как ты на чужой контракт повелся, даже румянец на щеках заиграл! Я, правда, совсем не уверен, надо ли оно по сценарию?

– Это новое прочтение, – пояснила Светка.

Ну, а мне-то не надо было ничего объяснять.

Мы ехали из театра на нашем старом «кайене». Петровича я отпустил по случаю завтрашней субботы (блэк шабат, – как говорит Рогозинский). Светка уселась рядом, ты занял свое место сзади на диване. Включил там планшет и внимательно пересматривал сегодняшнюю запись – в наушниках и дурацкой мальчишеской бейсболке (ее мы тоже прихватили в бутике, до кучи).

– Я знаю, зачем ты ездил в Питер, – тихо сказала Светка.

Не ответив, я кинул взгляд в зеркало и перестроился вправо.

– Там все кончено? – спросила Светка.

Я кивнул.

Светка отвернулась и долгое время следила за пролетающими огнями.

– Это из-за того, что у нас нет детей, – сказала она потом. – Весь этот театр. Я иногда думаю – мы ведь тоже когда-то подписали контракт. Знать бы только, когда… и с кем…

Я покачал головой. Притормозил у светофора немного резче, чем было нужно.

Мне не очень нравилось водить «кайен» самому. Я забывал габариты. Меня убаюкивал его плавный ход, и я боялся в один прекрасный день проснуться в кювете.

– Мы ничего не подписывали, – сказал я. – И ничего не потеряно. Мы можем завести ребенка. Поедем в Германию. Там всё сделают как надо.

На глазах у Светки блестели слезы.

– Тебе это не нужно, Сережка, – прошептала она. – И времени нет. Оставим этот разговор.

Твоя голова в бейсболке просунулась между кресел, и я вздрогнул. Ты развернул козырек назад и вынул наушники из ушей:

– А ведь удивительно смотрится, – сказал ты довольно громко. – Наконец-то в костюмах, ага. Оказывается, у меня на сцене голос такой странный. И реверберация, как в холле. Но это ведь всегда так бывает, когда пустой зал, да?

– Так и бывает, – откликнулся я.

– Какие вы молодцы. Не, правда. И Рогозинский. Он вообще лучший. Как скажет чего-нибудь, так даже мурашки по спине. У меня такое было… в детстве, когда я вашего «Ливингстона» на видео смотрел… где ты играл, Сергей. Если помнишь.

Я помнил. Это был наивный ранний спектакль, для подростков-миллениалов.

– Сиди спокойно, – сказал я тебе. – Хватит восторгов. Нам еще работать и работать.

Ты послушно откинулся на диван. Кажется, включил запись снова.

– Ну и зачем тебе дети, Сергей, – сказала Светка еле слышно. – Ты и так счастливый.

Все было гораздо сложнее, но доля истины содержалась в ее словах. И я уже забыл, когда в последний раз Светка была со мной откровенной.

Впрочем, мы уже подъезжали.

– Улица Эйзенштейна, – объявил я. – Иди спать. Завтра репетиция.

– А можно… – начал ты («Нельзя», – отрезала Светка).

Я развернул машину. А ты остался стоять у подъезда, в новых джинсах и белых кедах, светящихся в темноте. У меня по спине вдруг поползли мурашки. Я вспомнил, что обычно случается после таких сцен прощания в голливудских фильмах.

Но Светка положила руку мне на колено. Это был ее проверенный жест примирения. И я успокоился. Какого черта, подумал я. Мы сами делаем свой Голливуд.

Оглянувшись, я успел заметить, как ты легонько взмахнул рукой, как тогда, в бункере, по-немецки. Потом повернулся и взбежал по ступенькам на крыльцо – только пятки засверкали.

Все в порядке, подумал я. И надавил на педаль.

* * *

А потом зарядили дожди, и запахло настоящей осенью; сезон дождей означал для нас новые капающие с неба денежки. Сделав кое-какие подсчеты, я повеселел. «Коллекционер» в Питере делал неплохие сборы. Чёс юмористов по провинции приносил пусть и стыдную, но совсем не скудную прибыль. Теперь мы могли по-серьезному вложиться в «Маргариту».