В общем, я попросту служил уборщиком.
Моя вторая и куда более опасная работа – опять же имевшаяся у меня до недавнего времени – состояла в том, что я ухаживал за одним пожилым человеком, прикованным к инвалидному креслу; я готовил еду, убирал в доме, довольно много читал ему вслух, ставил по его просьбе старинные виниловые пластинки, жутко исцарапанные, или слушал истории, которые давно уже выучил наизусть, а после этого отправлялся искать ее, ту девушку в ярко-красном пальтишке из бобрика…
Теперь же у меня куда больше времени, а вероятность быть пойманным на месте преступления куда меньше. Мой ежедневный распорядок ничуть не изменился. Утром я встаю как обычно, одеваюсь, как на работу, занимаюсь орхидеями, оставляю машину на больничной парковке, беру лэптоп и портфель, а потом весь день торчу в разных интернет-кафе, ничего не делаю, только переписываюсь со своими френдами или придумываю всякие истории и размещаю их на badguysrock, подальше от подозрительных глаз моей матери. После четырех я часто захожу в кафе «Розовая зебра», где возможность налететь на мамочку или ее приятельниц крайне мала и где предлагается доступ к Интернету по цене бездонного чайника с чаем.
Если бы у меня была возможность выбирать, я бы, пожалуй, предпочел нечто менее богемное. На мой вкус, «Розовая зебра» – местечко слишком неформальное. Все эти широченные чайные чашки на американский лад, словно разинутые рты, столики с пластмассовыми столешницами, написанный мелом на доске список дежурных блюд, вечный гам большого числа посетителей. Да и само название… Слово «розовый» обладает на редкость противным запахом, едким, возвращающим меня в детство, к нашему семейному дантисту мистеру Пинку[12], в его старомодный кабинет, где витал сладостно-тошнотворный запах газа, применяемого для анестезии. Но она это кафе любит. Так и должно быть. Она – та девушка в ярко-красном пальтишке. Ей нравится хранить анонимность среди постоянных и довольно шумных посетителей. Конечно, это всего лишь иллюзия, которую я с удовольствием дарю ей до поры до времени; еще одна последняя любезность с моей стороны, впрочем, ею не признанная.
Я пытаюсь найти столик поближе к ней. Пью чай «Эрл грей» без лимона и без молока. Именно так пил мой старый наставник, доктор Пикок[13], и я тоже пристрастился к этому напитку, не совсем обычному для такого заведения, как «Розовая зебра», где подают местное морковное печенье и мексиканский горячий шоколад со специями, где тусуются байкеры, готы и многочисленные любители пирсинга.
Бетан, владелица кафе, гневно на меня поглядывает. Возможно, дело в выборе напитка или в том, что я в костюме и галстуке, а потому квалифицируюсь как Большой Босс, или, может, сегодня всему виной моя физиономия: неровный след от шва на скуле, шрамы на брови и на губе.
Мне понятны ее мысли: такому, как я, здесь не место. Она чувствует во мне предвестника близкой беды, но ничего определенного сказать не может. Выгляжу я в высшей степени опрятно, веду себя тихо и всегда оставляю чаевые. Однако что-то во мне тревожит ее, заставляет думать, что лучше бы я не появлялся в ее кафе.
– «Эрл грей», пожалуйста. Без лимона и без молока.
– Через пять минут, о’кей?
Бетан знает своих посетителей. У всех постоянных есть прозвища, очень похожие на ники моих интернетовских френдов: Chocolate Girl, Vegan Guy, Saxophone Man и тому подобное. Я, однако, всего лишь Okay. Уверен, что куда больше пришелся бы ей по душе, если б она и меня могла вставить в этот список, например, под ником Yuppie Guy или Earl Grey Dude, когда ей точно было бы известно, чего от меня ожидать.
