Мальчик в непроницаемой коробке - страница 3

Ему нужно было убежать из города. Я очень надеялся на успех его побега. Если за пределами этого места всё действительно так замечательно, как я себе всегда представлял, и боли там не будет вовсе, то являясь сейчас лишь ей, я даже не буду против совсем перестать существовать. Я очень устал за свою жизнь. И провести её оставшуюся часть занимаясь лишь терзанием и так обессчастливленного ещё до встречи со мной мальчика, я не желал. Я очень устал. Я ведь столько лет волочил на себе огромную тяжесть пластов своего существования, выслоенных осадками мертворождённостей непроизошедших событий. Мне здесь крайне плохо. Эта часть города самая гнетущая из мной посещённых.

Город наполнял воздух крупными частицами сопротивления нашему побегу. И не имея возможности остановиться, мальчик стёр о них весь свой замечательный экзоскелет. Мальчик упал на землю и не мог дальше идти. Очередной поток ветра хлестнул его по нежной груди, впиваясь в неё разлетающимися от удара искрами боли. И мальчик провалился в распахнутый глубоким разрезом разлом своего существования.

Здесь ему стало легче. Обволакиваемый нефтью тоски обреченных на бесконечное увядание останков чужих надежд, он чувствовал себя защищённым от безжалостно уничтожавшего его тело города. Но на свечение острой боли моего присутствия, выдававшей ещё не разрушенную отчаянием юность его надежд на возвращение прежней красоты, слетались останки чужих устремлений, искорёженные эховым биением о стенки невозможности своего воплощения до сплошного рёва знобимых волокон воспоминаний. Волнами трепета они впадали через порезы на коже ребёнка, багровыми хвостами оставленные кометными проницаниями городом его жизни, внутрь его тела. И обездвиживающе встолбливаясь сквозь мальчика неизбежностью собственного существования, грелись в беспомощных трепыханиях его юности.

И во всём этом был виноват я. При каждом вдыхательном наполнении его лёгких жизнью, мальчика неизбежно ранили кристаллические выросты составляющей меня боли. А я лишь мог мерцать сожалением в багровых огнях его гематом, остававшихся от соприкосновений со мной.

Я совсем не хотел участвовать в истязании мальчика. Всего лишь мечтавшего восстановить кристаллической пылью свою врождённую красоту. Мысли о невыносимости моего положения, и подлости, продлевавшей мою жизнь, наполняли моё сознание. И я начал покрываться трещинами самоненависти. И это был выход, я понял это. Я принялся отсекать части своего существования. Отдельно от меня они быстро затухнут и перестанут быть болью. Возможно, в итоге от меня совсем ничего не останется. И тогда хотя бы мальчику станет легче.

Отталкивая кусочки моей надломившейся жизни отвращением к ней, я ненамеренно упал в глухую шахту, сделанную ребёнком в своей чувственности. И провалился внутрь сброшенного в неё воспоминания. Соединяясь в поклонительно огалактизирующие мальчика завихрения, слетались на его красоту хищные инфекции, звёздным самосжиганием привлекая к себе зрительные прикосновения мальчика. И через ожоговые расцелостливания остающихся от них ранок, впархивая в его тело. От этого мальчик постоянно болел. И был очень слаб. Ему лишь оставалось прятаться от преследований. В тёмной башенке заброшенного дома мальчик ощупывал заносимые к нему на балкон ветром времени листья неслучившихся в его жизни событий, высыхавшие на разодранных о ржавые перила в слепых ловлениях настоящего ладонях мальчика. Одно из следивших за ним созвездий рассыпало свои разноцветные блики в осколках стекла, показывая мальчику насколько он прекрасен. И хотя его глаза были покрыты слепыми пятнами касаний яркого света преследователей, он все же успел себя рассмотреть. И увериться в своей красоте. Прежде чем в его лицо, изрезанное осколками разбитого взрывом звезды стекла, ворвалась грубая инфекция. Выевшая всю прелестность его облика. Кажется, я ей тоже показался привлекательным. Это, конечно, лестно, но поскольку сейчас я есть исключительно боль, то и ощутил я лишь страх и страдание. Инфекции начали сплочаться хищными стремлениями попаданий внутрь моего тела. Теперь они меня съедят без остатка. Надеяться мне больше не на что. Спасибо Вам, мальчик, Вы совсем не ругали меня. Мне ведь и так было бесконечно плохо здесь находиться.