Разбухшие до предела бутоны звёзд распахнулись взрывами, выбрасывающими раздробляемости моих кристаллов и прятавшего меня от мира сердца мальчика вдаль от этих ужасных мест.
3
Конфетные отблески
Дети бросали в меня камни. И я постепенно деревенел от синяков. Вскоре я понял. Эти камни и были мной. После взрыва ракушка под мои левым глазом раскололась, и событие выплеснулось из неё. А теперь, пытаясь выжить, бесконечно воспроизводило само себя. Поэтому и случилось моё ошибочное воплощение в разных его элементах.
Взмах открыления предъонулительной разрываемости облачающего меня события всерплением в него Вашего проникновения смёл всех моих обидчиков в пустоту. И поднявшуюся в воздух пыль соударительного дробления рассыпанных отсутствлением их рук кристаллических остатков моего существования, я вдохнул сохранённым в событии вторе́нием себя самого. Разосколочнившись по тканям своих легких. Так я снова зацепился болью за жизнь.
Это была защитница обижаемых и гонимых детей. Увиденное мной на дне моря событие не обмануло меня. Вы действительно существовали. И действительно могли спасти меня от любого обидчика.
Взяв меня на руки, Вы гладили течениями своих прикосновений мои листья, возбужденно шелестевшие и, срываясь с ветвей, набивавшиеся в мои глаза зеленью. От этого мои мальчишеские черты начинали мреть на затмевавшей их древесности, обагряемой талостями изре́завших меня кристаллов, теряющих самообладательную устойчивость от Ваших прикосновений к блеклой проявляемости моей кожи.
Я беспокоился о своей почти всеместной растенийности. Ведь едва ли я буду достоин Вашего внимания, если не смогу полностью стать мальчиком. Но Вы встревожены не были. Вы знали как превратить меня обратно в ребёнка. Кажется, я Вам очень понравился. Раз уж Вы решились на такую сложную затею даже не имея возможности заглянуть под мою кору. И узнать как я выгляжу без оли́чевшей меня древесности. Теперь я лишь надеялся снова стать ребёнком. Коим и был всегда прежде.
Нам точно не придётся ждать миллионы лет пока эволюционный отлив вернёт меня в состояние мальчика. Распирая изнутри Ваши движения, острения зародышево тянулись в сторону непоправимой спутанности моего эволюционного пути, бросаясь на нити его узла овиваниями разрезов. И Вы выплеснули их неудержимость на внутренние стенки самоисце́ленной оболочки удерживавшего нас в себе события, оберегая меня от беспорядочности повреждений. Через оставленный острениями разрез засквозило криками, вытравленными искомой Вами операционной из пациентов наполнявшими её болью и страхом. Жестяной рваностью своих тел крики превращали лаконичное рассечение в стремительно пожиравшую оболочку эрозию впадения в операционную. Пытаясь сохранить хотя бы небольшие части себя, бесповоротно утратившее целостность событие разлетелось медленно затухающими отсветами нашей встречи по моему существованию.
Выстужавший операционную ветер срывал с кафеля примёрзшие отпечатки страданий пациентов. Проносимые в потоках ветра по Вашему восприятию, они впадали в моторику влечением к своему источнику. Один из отпечатков зацепился за поверхность моего тела и замер на нём ожогом. Уловив одну из кратко делавших меня мальчиком вспышек эволюционного мерцания, Вы вошли ножевым стремлением омальчишивания в алый узор отпечатка, чистой формой, избавленной от следов своего происхождения, разцветившимся для Вас внизу моего живота. И он немедленно распустился вихрами волн нового события.
