Мальчики в лодке - страница 34

Когда он подошел ближе, то увидел, что младшие дети пристроились на заднем сиденье, среди чемоданов, и глядели на него через запотевшие стекла. Тула сидела на переднем сиденье, глядя прямо перед собой, на дом, где на крыльце стоял Гарри. Он ждал приближения сына. Джо поднялся по ступеням. Лицо отца было бледным и вытянутым.

– В чем дело, пап? Куда мы едем? – пробубнил Джо.

Гарри посмотрел вниз, на дощатый пол крыльца, потом поднял глаза в темноту влажного леса за плечами Джо.

– Мы не выживем здесь, Джо. Здесь больше ничего не осталось. Тула не останется в любом случае. Она настаивает.

– Куда же мы поедем?

Гарри посмотрел Джо прямо в глаза.

– Я не знаю. Пока что в Сиэтл, потом, может быть, в Калифорнию. Но, сынок, дело в том, что Тула не хочет, чтобы ты ехал с нами. Я бы остался с тобой, но не могу. Малышам отец нужен больше, чем тебе. Ты теперь уже почти совсем взрослый.

Джо остолбенел. Его серо-голубые глаза остановились на отцовском лице, ставшем внезапно пустым и бесчувственным, как камень. Ошеломленный, пытаясь осознать то, что только что услышал, он не мог вымолвить ни слова, только протянул руку и положил ее на грубо сколоченные кедровые перила, опираясь на них, чтобы не упасть. Дождевая вода капала с крыши вниз, в грязь. Желудок его сжался. В конце концов ему удалось выдавить:

– Но ведь я могу просто уехать с вами?

– Нет, так не получится. Послушай, сынок, есть только одна вещь, которую я усвоил в жизни: если ты хочешь быть счастливым, тебе придется понять, как быть счастливым самому.

С этими словами Гарри вернулся к машине, забрался в нее, закрыл дверь и поехал по подъездной дороге. На заднем сиденье Майк и Гарри-младший глядели на него через овальное заднее стекло. Джо наблюдал, как красные огоньки фар уменьшались и исчезали в темной пелене дождя. Он повернулся, зашел в дом и закрыл за собой дверь. Все это заняло меньше пяти минут. Дождь барабанил по крыше. Дом был сырой и холодный. Лампочки, висящие на балках, какое-то время мигали. Потом они мигнули в последний раз и больше не загорались.

Дождь все еще стучал по крыше недостроенного дома в Секиме, когда Джо проснулся на следующее утро. Ночью поднялся сильный ветер, склонявший теперь верхушки пихт за домом. Джо оставался в кровати долгое время, прислушиваясь к ветру, вспоминая те дни, когда так же лежал в кровати на чердаке своей тетушки в Пенсильвании, слушая угрюмые звуки поезда вдалеке, и страх одиночества, нависавший над ним, давивший на его грудь, вдавливавший в матрас. Это чувство вернулось. Он не хотел вставать, и ему было все равно, поднимется ли он еще когда-нибудь с постели.

Наконец Джо встал. Он развел огонь в печи, поставил воду кипятиться, пожарил кусочек бекона и сделал себе кофе. Очень медленно, пока он ел бекон и кофе, его мысли начали проясняться, напряжение в голове спало, и вскоре в нем начало появляться новое чувство. Его глаза открылись, он уловил это ощущение, принял его и осмыслил одновременно, и понял, что пришло оно вместе с яростной непоколебимостью и нарастающей решимостью. Ему надоело вновь и вновь оказываться в позиции слабого – испуганным, раненым и брошенным всеми, постоянно спрашивая себя, почему так произошло. Что бы ни пришлось ему пережить, он больше не позволит подобному повториться. С этого момента он сам будет принимать решения, найдет свой путь к счастью, как сказал ему отец. Он докажет отцу и самому себе, что может это сделать. Но он не станет одиночкой. Джо слишком сильно любил других людей для этого, и к тому же друзья помогут избавиться от чувства одиночества. Однако он больше никогда не позволит себе полагаться ни на них, ни на свою семью, ни на кого-либо еще ради чувства собственного достоинства. Он выживет и справится со всем в одиночку.