– Ну как? – спросил, выходя, Ефрем.
– Да никак… – ответил я. – Только вон там какие-то военные… – показал я на антикварный. – Магазин же разграбили… И хозяин куда-то пропал…
– А ты откуда знаешь? – подозрительно спросил цыган.
– Да ребята вчера сказали.
– Водку накройте! – приказал Ефрем. – А я пойду гляну, что за хамишусер!
Он скоро вернулся, озадаченный.
– Ну и дела! Оказываются, и правда, грабанули! И хозяин пропал. Видать тюкнули, и концы в воду…
– А, может, он спрятался…
– А тебе откуда знать? – с прищуром посмотрел Ефрем.
– Э! – махнул он рукой. – Нехай с вами Соломон разбирается!.. Поехали!
Мы уселись в телегу и затряслись по булыжнику… по трамвайным рельсам… по мосту… Бутылки тихонько позвякивали в ящиках, ребята мурлыкали что-то цыганское… Возчик завернул лошадь в ворота рынка.
На рынке нас встречал Соломон.
– Бикицер! Бикицер! – торопил он нас. – В «Чайную»! Начальство уж копытами бьет!
Базарной «толкучки» сегодня не было. Весь народ толпился возле новенького сортира. Он был украшен еловыми лапами и отгорожен красной ленточкой. Раненый наяривал на гармошке «Катюшу». Цыганята ходили колесом. Было как на празднике.
Потом какой-то начальник говорил речь. Начал он, конечно, с подвигов красноармейцев на фронте. От них перешел к труженикам тыла, рассказал о героических рабочих и колхозниках нашей области, и похвалил дирекцию рынка. В тяжелых военных условиях она подарила городу… Как же он сказал?.. Костер?.. Нет… Печь?.. Нет… Очаг! Он сказал: – Еще один очаг культуры!
Все захлопали. Раненый заиграл «Варяга». Соломон протянул начальнику ножницы. Тот разрезал ленточку. И важные люди неторопливо потянулись внутрь. Мужчины за стенку с мальчиком, женщины – за девочку.
Правда, тут что-то пошло не так. В мужском отделении стало слышно глухое ворчание. Потом зазвенели шлепки, и раздался отчаянный детский визг. На улицу выскочил Ефрем с голоштанным цыганенком под мышкой.
– Чье? – строго спросил он.
– Мое! – молодая цыганка прямо вырвала ребенка у Ефрема. Да еще и выдала что-то не очень ласковое своему «королю». Но Ефрем только усмехнулся и негромко объяснил Соломону:
– Проскользнул паршивец допреж всех… И хороший след оставил! Прямо на полу!
Из сортира вышла старушка в синем халате с ведром и мокрой шваброй. И знаете… Это была моя бабушка Злата Семеновна! Видно, Соломон приставил на «хлебное» место своего человечка.
Выходящее начальство народ встречал хлопками. Кто-то даже закричал «Ура!». Гармонист заиграл марш. И Соломон затопал своей деревяшкой впереди всех, повел в «Чайную» отмечать праздник.
А мы стали в общую очередь. На входе стояла баба Злата с рулончиком трамвайных билетов на груди. В обмен на гривенник она отрывала билетик и выдавала каждому лоскуток газеты.
Уборная была сама простая. Приступочка с «очками» над ямой. Пахло здесь пока что свежим деревом и еловой смолой. Интересно, надолго ли эта чистота?
Настроение мне испортил Лекса.
– Слышь, Сесеня! – позвал он меня. – А чего это про вас какой-то военный спрашивает? С палочкой?
Бух! У меня прямо сердце в пятки упало.
– Которые, говорит, по городу с коровой бродят…
– Не… не… не знаю… – зазаикался я. – А ч… ч… что ты ему сказал?
– Да не бойсь! Мы своих не продаем! Видом, сказал, не видывали, слыхом не слыхивали… Ха! Захотел от цыгана правду узнать!
Он оглядел мою замызганную одежонку и еще больше растрепал мне волосы.
