– Ну-ка, поболтай немножко, а то у меня руки скоро отвалятся!
Я взял у мамы бутылку и, придерживая пробку, начал изо всех сил трясти ее, так что крыльцо заходило ходуном.
– Сеня! – остановила меня мама. – Ты же не маслобойка!
Она сняла очки, забрызганные молоком, и запела свою любимую:
– А у перепелки сердечко болит,
Ты ж моя, ты ж моя перепелочка!
Ты ж моя, ты ж моя невеличкая!
Я всегда готов был подпеть, не заботясь о чужих ушах:
– А у перепелки лапки болят,
Ты ж моя, ты ж моя перепелочка!
Ты ж моя, ты ж моя невеличкая!
Я тряс бутылку и тряс. И видел, как в молоке появляются первые жиринки, как они слипаются в круглые шарики.
– Масло! – показал я маме, и мы вместе запели мамину детскую песню
– Нас рано, нас рано мать разбудила,
С раками, с раками суп нам сварила…
Мама была из Белоруссии. Она часто вспоминала свою деревню Ивашкевичи, которую почему-то называла местечком. А в школу она бегала в другое местечко – Копоткевичи. «До самой зимы босиком! – вспоминала мама. – Детей было много, а папа, твой дедушка, умер рано,бабушка крутилась одна, где ж на всех обуви напасешься…».
Мама хорошо помнила день, когда учительница вошла в класс и объявила: «Дети, можете идти домой! Сегодня занятий не будет. Умер наш вождь Владимир Ильич Ленин!».
Каждый раз, когда она рассказывала про это, я вытягивался в струнку и громко декламировал:
Камень на камень, кирпич на кирпич
Умер наш Ленин Владимир Ильич!
А Сюня, если ему случалось быть рядом, тоже вытягивался, отдавал честь и пел своим детским голосом: – Умер наш дядя, как жалко нам его!.. А тетка Рейзл, если слышала это, кричала громким шепотом: – Швайгт! Молчите! Загреметь захотели!..
– Хотим! – отвечали мы с Сюней и принимались греметь всем, что было под рукой…
– Мам, а у нас новый сосед! – поделился я новостью.
– Знаю! – сказала мама. – Это наш конструктор Толя Стеркин… Ты, пожалуйста, держись от него подальше!
– Почему?
– Он из этих… из врагов народа!
– А почему же он не в тюрьме?
– Говорят, он придумал что-то… Очень полезное… Вот его и освободили. Таких на заводе называют вольняшками… Но знаешь, сегодня он вольняшка, а завтра его опять могут…
Мама замолчала и стала вытряхивать из бутылки кусочки масла. Их было совсем чуть-чуть, и все они были облеплены капельками воды. А из оставшегося молока мама собиралась сварить ячневую кашу и заправить ее этим маслом. А то все картошка и картошка!..
– Вот подожди! – сказала мама. – Отдаст папа долг за этот… «очаг культуры»… начнут бабушкины гривенники и на нас капать. Тогда настоящего масла купим… А, может, и на пропуск соберем…
Это была мамина мечта – пропуск в Москву… Его можно было получить по вызову… Или купить. Без денег выдавали пропуска ученым, инженерам, артистам…
А про врагов народа я знал. Мы бегали в кино на «Ошибку инженера Кочина» и на «Партийный билет». Да и в школе рассказывали о том, как эти враги хотели помешать нам идти к светлому будущему. У, гады! Они пробрались даже в мой учебник истории. Он был старый, довоенный еще, и там сохранились зарешеченные портреты. Решетки были нанесены фиолетовыми чернилами, лица за ними не различались, но имена под ними все же угадывались: «Маршал Советского Союза Блюхер»… «Маршал Советского Союза Егоров»…
Через несколько дней у ворот кладбища был цирк. Цыганский. Лекса, Джура и другие мальчишки стояли кругом, Соня била в бубен, Ефрем щелкал кнутом, а в середине круга скакала… наша Манюня!
