Лом уже не знал, то ли ему «врезать по лицу» Проценту, то ли расхохотаться. Да хрен с ним, с Митей, пусть хоть свои деньги выкладывает. И всё-таки прокол, явный прокол.
Уже в бане, с парилкой, по-русски, все эти сауны – дребедень финскую, Ломов начисто отрицал: сердце посадишь, особенно по пьяному делу, и не заметишь как, Валерий тщательно восстанавливал в памяти ход событий, постоянно морщась, так как не нравилось ему, очень не нравилось то, что в последние два года происходило. Раньше всё просто было: поделили город на части, которые, собственно, испокон веку были: зачем, скажем, мальчику с Репенки пылить по Рабочему посёлку? Действительно, зачем? И пылил мальчик обратно, уже утираясь кровавыми соплями. Но просто так, из принципа. А тут закрутились большие деньги, не надо было ни воровать, ни даже отбирать – сами давали. Благословенное время. И не хлопотное: и «деревянные», и «зелёные» денежки со всех сторон притекали, прокручивались в пирамидах, банках. Канары, Багамы – отдыхали, сколько душе было угодно и не с кем попало. И дела шли прекрасно, как по маслу, мог бы большим человеком стать. Вон, скажем, Жора Иорданский (не кликуха, фамилия!), один из самых значительных авторитетов в Краснорецке, такими фигурами двигает! А трясётся, как осиновый лист. Пожаловался как-то ему, Лому, при встрече в Москве: «Эх, Валера, и куда меня понесло, никого нет своих, никому я там не доверяю. Таракана убили, Яшка Хорёк со мной отказался ехать и, между прочим, не прогадал. Ну а ты как? Некоронованный царь в нашем родном Нижьекопьевске? Ладно, за заботу о матери, брате спасибо. Если что понадобится, только дай знать. Ребята у нас хоть и не сибиряки, а и Белке и Стрелке сразу оба глаза навскидку свинцом заплюют».
Что ж, в жизни всё может пригодиться, ни от чего нельзя отказываться. Любую неприятность лучше всего упредить, чем потом расхлёбывать. Киллер из Краснорецка – это очень хорошо, хотя сам Жора не вызывал у Лома никакого почтения. Интеллигент – одно слово! Сынок директрисы самой большой в городе комиссионки, вдруг пошедший по плохой дорожке. Иконки, иностранцы, потом церкви, музеи. Его подручный, Таракан, прозванный так за свой маленький рост и шустрость, в любые пещеры «алмазные» без мыла пролезал.
– Ещё парку, Валерий Витальевич? – уважительно спросила Нюрка Сысоева, лучшая в городе банщица.
По первому зову прилетела она, запыхавшись, из Осёнок, за пятнадцать километров, из первого и до сих пор не превзойдённого в городе «помывочного» комплекса, радостная, сияющая. Даже перед такой – поблекшей, раздобревшей Сысоихой не мог устоять Ломов, исходил потом, слюнями. И сейчас со сладостным предвкушением перевернулся на спину. «Поддай, поддай, Нюра, парку!»
Поговаривали, что и сынок Нюркин Витька – сын Лома, да ведь, что называется, слова к делу не пришьёшь. Во всяком случае, именно Валерий спас Витька от первой ходки к «хозяину» и даже дал ему работу – в хорошую «бригаду» определил.
Потом, в бассейне, никто Лома не тревожил, это были его лучшие часы. Лишь насладившись полностью прохладной в меру водичкой, он нажимал кнопку, вызывал братву либо девок молодых, ярых, либо просто халдейку с хавкою, то бишь официантку с дорогой, изысканной жратвой.
