В это момент-то, акинак и напомнил о роковой дате, нестерпимой болью пронзив ладонь. То ли от неё, то ли от шокирующей информации, что царь прознал о втором экземпляре Авесты, ноги стали ватными, и Птолемей осел на пол. Держась левой рукой за кисть правой, он уставился на багровый вздувшийся шрам поперёк ладони.
Клит не видел этого, он отвернулся к столу и наливал в кружки вино, продолжая говорить:
– Что за очередное безумие он затеял?! Никто не понимает его действий и планов. Вокруг него теперь вьются толпы гадателей и самозванных оракулов. Их советы стали важнее мнения ближайших соратников.
Новый сатрап Согдианы повернулся и протянул кружку товарищу, который уже успел подняться и сесть на лавку.
– Поздравь меня. Я стал отцом, – не в тему, безжизненно вымолвил стратег, совсем не отдавая себе отчёта, как он сможет объяснить свою осведомлённость о рождении сына.
– Ха! Птолемей, тогда пора нам пир начать прямо сейчас! – загоготал товарищ.
Долго праздновать им не пришлось. Приехал царь, да и веселиться у стратега не получалось: полный раздрай в мыслях и дурнота в теле.
Как и описывал Клит, Александр действительно носил персидские шаровары, да и ещё нелепый цветастый тюрбан. Тем не менее он искренне обрадовался прибытию своего друга и по-простецки обнял его, нисколько не демонстрируя высокомерия.
– Как видишь, Птолемей, я следую твоему совету стать персом больше, чем сами персы! – Александр засмеялся, снимая тюрбан и неряшливо отбрасывая его в сторону. – Не всем, правда, по душе, но теперь, когда ты рядом, меня это меньше всего волнует. Садись, рассказывай!
Пир, формально посвящённый празднику бога Диониса, действительно устроили грандиозный, и совсем непохожий на виданные стратегом прежде. Но на самом деле причина празднества была иная: неделю назад скифы привезли голову Спитамента, у которых он решил спрятаться. Почти сразу интенсивность боевых действий пошла на убыль и на сторону македонцев массово начали переходить мятежные войска. Также на конец месяца наметили выход армии в сторону Окса, дабы успеть до зимы преодолеть Гиндукуш и достичь Александрии Кавказкой, откуда уже весной двинуть вдоль реки Кабул к Хинду.
– Ты уверен, Александр, что уже целесообразно выдвигать армию за Окс? – издалека начал Птолемей, удивлённо наблюдая за пёстрыми одеждами местных вельмож и почти не видя серых хитонов македонских стратегов и командиров.
Обильно подогретые вином, присутствующие то и дело произносили в честь Александра хвалебные тосты, каждый из которых отзывался возгласами дружного одобрения гостей. Царь в ответ еле кивал, лишь одним ухом слушая сидящего рядом стратега.
– Конечно. Согдиана почти усмирена, – лениво вымолвил правитель. – Взгляни на всех этих князьков, вельмож и чинуш местных сатрапий. Они готовы ползать предо мной на коленях, а ещё недавно пытались напыщенно изображать свою значимость. Я оставлю здесь гарнизон, а на пути к Оксу мы раздавим последнее осиное гнездо в крепости Узундара. Там укрылись самые непримиримые, во главе с Аримазом – это новый лидер бунтарей.
Дождавшись, когда очередной выступающий, из числа сопровождающих армию греческих поэтов-историков-летописцев, закончил свою подобострастную речь, и в центр вышли танцовщицы, стратег повернулся к собеседнику:
– Узундара, непростая крепость, – вымолвил он.
Александр серьёзно посмотрел ему в глаза:
