Берег по другую сторону начинается с крутого обрыва; на его вершине взгромоздилось много-много деревьев, больших и ровных: стоят они, как древнее войско, как дружина какая-то, прискакавшая только что и теперь остановившаяся, дабы осмотреть окрестность.
Я б хотел вам рассказать, как попасть сюда – но не хочу. Это место – излюбленное мной и моим другом; мы посещаем его не то чтобы часто, зато посещаем всегда именно его. И главное: здесь никогда никого не бывает; почему-то никто не приходит посидеть на стульях, склеенных неизвестно чьими руками, перед такими же точно деревянными столами.
«К Толику!» – говорим мы, говоря об этом месте. Так называем его.
Расскажу, пожалуй, как нашли мы нашего «Толика»:
Случилось это несколько лет назад (т.е., в те самые 13 лет, о которых так говорено выше), опять же летом. Антон прибежал ко мне, весь взволнованный какой-то, с «провинцией»; прибежал и говорит, что баллончиком машину дяди Бориса разукрасил, и теперь тот за ним гоняется.
⁃ Солью стрелял… – говорит он страшно, показывая баллончик.
У него с дядей Борисом была давняя вражда, основанная на совершенно непонятных мне причинах. Антон был добрым малым – зачем же с ним враждовать? – не понимал я.
Я очень испугался сразу и первое, что мог сказать, это:
⁃ Ну молодец, прибежал именно сюда!
Имелось ввиду, что моя квартира – самое очевидное место, куда мог бы спрятаться виновник. Значит, за нами скоро придут… Кстати сказать: ни в чем он не был виноват. Несмотря ни на какие вражды, такой человек, как Антон, никогда не стал бы разукрашивать машину. Какую угодно. Но обмануть меня – запросто.
Но об этом после.
⁃ Надо бежать! – запаниковал кто-то. Возможно, что и я.
Антон уже выходил, уже открыл дверь и стоял у порога, но услышал вдруг чьи-то шаги. Кто-то поднимался. Он прихлопнул дверь обратно и, хватая в руки свои кеды, быстро придумал:
⁃ Спускайся один.
…и пошел куда-то по коридору, вглубь квартиры. Но я, обуваясь, не смотрел на него.
Я вышел, и в воздухе пахло чем-то съестным, пирожками; было тепло. Я закрывал на ключ дверь своей квартиры, нисколько не обращая внимания на человека, стоящего позади меня и внимательно на меня поглядывавшего, – даже не думая о нем, закрывал свою дверь.
Он, каким-то грубым голосом, спросил меня:
⁃ Дима?
⁃ А? – отвечаю, но не смотрю
⁃ Ты?
Чувствуя, как жмет мне обувь, я резко дернул левой ногой, еще раз, – и неторопливо оборотился к нему. Меня зовут Дима. На дверной ручке соседей печатная реклама, еще не снятая. Я выбросил ее (со своей двери) час назад, когда выходил в магазин; у них же она как стояла, так и стоит. «Висит» – подправил я себя мысленно. «Это потому, что…» Надежда Дмитриевна еще не скоро вернется с работы, и муж ее, кажется, умер недавно. Значит, этот странный человек, на вид лет 42, одетый не в меру тепло в такую жаркую погоду: в какой-то зеленый рваный свитер, в классические брюки, и в кепке с какой-то надписью, явно не к Надежде Дмитриевне пришел, «да и зачем ему к ней? Тогда, возможно, к Васнецовым…» А, точно! Он же перед моей дверью стоял, когда я вышел, и меня окликнул, «именем назвал», – значит, наверное, ко мне он.
⁃ Я; чего тебе? – говорю, почесывая себе руку и смотря на его обувь, которая вся в какой-то грязи была – «это дождь…» шел пару дней назад; но в остальном, кажется, хорошие сапоги.
«Значит это он поднимался? – думаю я про себя лукаво.
