Двоемыслие как способ существования
Как любая девчонка, я любила, когда ко мне в гости приходили мои подружки: две Ленки, Таня, Наташа. Но больше всего радости мне доставляло, когда ко мне приходила моя Олечка. Мы с ней были очень близки во всех смыслах: отличницы, много читающие девочки, нам было о чём болтать на одном языке. Признаюсь честно: со всеми прочими девчонками я «исполняла долг»: надо было дружить, надо было поддерживать отношения, надо было быть в коллективе. Иначе съедят заживо. Этот закон я освоила в довольно раннем возрасте. Никогда в своей школьной компании я не была полностью собой, такой, какой мне хотелось быть, чтобы хотя бы говорить о том, что распирало, что по-настоящему болело, волновало. Моя жизнь, моя музыка, мои книги – отдельно, а школьная компашка с её интересами – отдельно.
Олечка – это другая история. С ней мы трепались о самом важном и, к примеру, самом для нас страшном.
– Ты знаешь, – Олечка округляла до невозможности свои и без того большие серые глазищи. – Ведь КГБ может прослушивать всё, что говорится в квартире!
– Как? – в ужасе шептала я: в нашей квартире чего только не говорилось, господи…
– Через телефон! Даже если трубка лежит на месте, они могут слышать всё – техника такая.
В этом смысле я была запугана до жути, правда, не только и не столько Олечкой.
– Даже не вздумай рассказывать в школе то, что сейчас слышала, – напутствовала меня мама после большой диссидентской беседы за ужином, как всегда сопровождая назидание «страшными» глазами.
– А что может быть? – меня прямо скрючивало от ужаса.
– Что, что! В тюрьму мы с отцом пойдём – вот что!
…И опять стучали мои зубы.
В школе все, ну абсолютно все дети травили политические анекдоты про Брежнева. Я всегда вежливо смеялась, но сама никогда, ни разу не рассказала ни одного, хотя знала их больше других.
– И правильно! – хвалила меня мама. – Мало ли что…
Иногда я всё-таки ляпала что-нибудь не то, типа «Сталин был настоящим убийцей!», а потом неслась домой, приседая каждую минуту от спазмов ужаса в животе, врывалась в квартиру почти с криком:
– Мамочка, а я вот сегодня такое сказала… А ничего не будет? Ничего?
Чаще всего меня успокаивали, но при этом говорили: «Всё-таки следи за языком-то». Да я следила, следила… Только иногда что-нибудь вырывалось из меня почти само по себе почему-то.
Помню одну любопытную сцену у нас дома, за столом с гостями. Мама, как это бывало часто, завела экстремально-политическую беседу. Эту тему друзья моих родителей, конечно, радостно подхватили, но очень быстро начали недоумённо поглядывать то на меня, то на маму… Потом кто-то не выдерживал и осторожно спросил:
– Галочка, зачем ты всё это при девочке-то?
– А что? – заносчиво вскинулась мама. – А что такого?
– Ну, зачем это ребёнку… Зачем ей это знать сейчас и что ей с этим делать?
– А я считаю: пусть знает! – гордо и по-ленински убеждённо отчеканила мама. – Пусть живёт не по лжи.
Я ею так гордилась! Да, конечно, все эти люди – трусы и лицемеры и делают из своих детей таких же, как они сами. Только так, как говорит моя мама, и надо, только так и правильно! Но… трудно очень. Очень трудно – мне… Двоемыслие в космическом масштабе да с раннего возраста – испытание для психики на уровне недоброго научного эксперимента с мышками: сколько, интересно, это маленькое животное ещё выдержит ударов электричеством по определенному участку мозга, пока не решит уже, наконец, повеситься на собственном хвостике в своей клеточке?
