Маменькин сынок - страница 12

То, что баба Степа – сокровище, Надежда поняла в первую же неделю. И дело было не только в ухоженном и довольном Гоше, промытых полах и теплом ужине. Помимо труда старушка принесла в дом какое-то умиротворение. Это было что-то необъяснимое, но от нее исходило тепло, спокойствие и ощущение того, что все идет как надо. Особенно остро Надя с Петром почувствовали это, когда Гоша заболел простудой. Они провели бессонную ночь в безуспешных попытках сбить температуру, за ночь Гошу трижды вырвало, мальчик беспрестанно хныкал, крутился и брыкался, и к утру оба родителя чувствовали себя не только разбитыми, но и бесполезными. Аспирин не помогал, от молока и морса Гошу рвало. Начиналось воскресенье, а это означало, что вместо своего участкового врача придется вызывать бездушную «скорую», и этот вызов вполне мог обернуться детской инфекционкой, которой Надя боялась почти до истерики. Когда Петр предложил сходить за бабой Степой (а это был ее выходной) Надя лишь устало отмахнулась от него – делай, что хочешь. Ощущение собственной беспомощности  угнетало, но еще страшнее было попасть в инфекционное отделение, слишком уж много историй слышала Надя об этом жутком месте от коллег и знакомых. Она бездумно утюжила и без того идеально выглаженную пеленку, когда пришел муж с бабой Степой. Та бесшумно помыла руки и тихонько проскользнула в спальню. Через минуту вышла, попросила Петра приготовить ей тазик с прохладной водой, пару больших пеленок и уксус. На побелевшую от переживаний Надежду баба Степа не обращала внимания. Или сделала вид, что не обращает. Петр исполнил поручение без вопросов и максимально точно, и баба Степа, по-деревенски уперев тяжелый таз в бок и прихватив свободной рукой уксус и пеленки, снова шмыгнула в спальню. Это был старинный деревенский способ сбивать температуру, и через час Гоша, умытый, накормленный, в чистой и сухой фланелевой рубашечке, спал уже не горячечным, а здоровым сном утомленного ребенка. К вечеру температура спала совсем, а страшная простуда, которая виделась Наде как минимум воспалением легких, обернулась пусть и недельным, но всего лишь насморком. На этот раз Наде не потребовался даже больничный – баба Степа справлялась с приболевшим мальчиком гораздо лучше двух родителей.

Диатез Гоши, невероятным образом появившийся после нескольких дней в яслях, исчез бесследно уже через несколько недель. К двум годам Гоша Губа представлял собой весьма упитанного карапуза, улыбчивого, доверчивого, с ярким румянцем на пухлых щеках и густыми черными волосами, из которых смешно торчали большие, совсем не детские уши. Надя аккуратно поинтересовалась у бабы Степы, не известен ли ей народный рецепт от лопоухости, но та уверенно ответила, что его не существует.

Глава 6

Степанида Ильинична Потоцкая родилась в тысяча девятьсот десятом году в Вологодской губернии. Она была младшей из шестерых детей в семье Ильи Неверова и его жены Акиньи. Бывший крепостной, Илья оказался весьма предприимчивым, торгуя в своей и соседней деревнях городским домашним скарбом, а в Вологду возил по базарным дням доверху набитые телеги продуктов. Позднее завистливые соседи не простили Илье его торговой хватки, и он одним из первых попал под раскулачивание. Но это было позднее, а первые детские воспоминания Степы были светлыми и мирными. Это не были полноценные эпизоды из жизни, скорее это были коротенькие зарисовки, и впоследствии Степанида даже не была уверена, было ли это реально, или приснилось в детском сне. Она помнила маму, нарядную, с крупными красными бусами на шее, она улыбалась и протягивала к ней руки, а она упиралась, рук не давала, и все хотела изловчиться и схватить красивую красную бусину. Но та лишь смеялась и перекидывала за спину тяжелую косу. Еще помнился запах хлеба, который мать нарезала огромными ноздреватыми ломтями, раздавая по очереди детям. По чудовищной ошибке в церковной книге новорожденную дочь Неверовых Стешу записали мальчиком, Степаном. Откуда взялось это имя, не знал никто. Возможно, письмоводитель был глуховат, или Илья, стесняясь в присутственном месте, невнятно произнес имя малышки. Малограмотные Илья и Акинья и вовсе не знали, что именно вывел в метрической книге вечно недовольный церковный служитель. Выяснилось все лишь позднее, когда в деревне появились переписчики. Сначала Илью с Акиньей даже обвинили в укрывательстве младшего сына от армии, и поверили лишь после того, как на середину избы вытолкали пунцовую от стыда Стешу, которой было уже лет тринадцать. Позднее, когда она получала на руки метрику о рождении, советские чиновники раздумывали недолго, и вместо Степана Неверова записали ее Степанидой. Родные, впрочем, так и продолжали звать ее Стешей, но к тому времени от большой и крепкой семьи уже ничего не осталось. Все четверо братьев канули в мясорубке Первой мировой, причем похоронка пришла лишь на одного, Григория, остальные же, Андрей, Иван и Петр, пропали без вести. Отца в армию не призывали, он с детства был слеп на один глаз. Старшая сестра Серафима, которая вышла замуж перед самой войной и перебралась в соседнее село, осталась вдовой и вернулась в родительский дом. Степанида запомнила ее угрюмой, всегда с поджатыми губами, в черном платке и бесформенном черном же платье, почти бессловесной. Женихов после войны совсем не осталось, и о замужестве сама Стеша даже не мечтала. Однажды поздно вечером она случайно подслушала, как матушка, всхлипнув, посетовала отцу: