Манчестерский либерализм и международные отношения. Принципы внешней политики Ричарда Кобдена - страница 5

В этих путешествиях Кобден был полной противоположностью обитателя Литтл-Педлингтона, который не мог прожить и неделю вдали от дома, если не возил с собой законсервированную атмосферу привычной ему обстановки. Выбросив из головы привычные денежные единицы, меры веса, размеры и расстояния, Кобден судил об иностранных представлениях, обычаях и институтах по местным же стандартам, тем самым обнаружив редкое владение искусством путешествия. Вот почему он привозил домой богатые трофеи в виде аутентичного знания из первых рук о многих странах и народах, тогда как в то время такие познания редко встречались даже в политических кругах, где требовались в первую очередь. Чтобы получать свежую информацию, он завязывал дружеские отношения с ведущими политиками и лидерами общественного мнения. Кобден принадлежал к поколению, которое привыкло писать длинные письма и вести дневники; записи о его странствиях изобилуют поучительными и проницательными размышлениями. Всеми сколько-нибудь ценными наблюдениями он рано или поздно делился, когда предоставлялась возможность. Если Улисс был частью всего, что он увидел, то все, что видел, слышал и узнавал за границей Кобден, попадало в его багаж общественного деятеля.

Первую заграничную поездку Кобден совершил во Францию в 1833 г., но не уехал дальше Парижа. На следующий год он посетил Францию и Швейцарию и был приятно удивлен всем, что увидел в Альпийской республике. Еще через год он предпринял более масштабное путешествие и, удовлетворяя свое желание побыть в другой стране подольше, отправился в Соединенные Штаты; там в июне и июле он провел пять недель, – ровно столько, сколько длилось обратное плавание. Это путешествие стало важнейшим рубежом в интеллектуальном развитии Кобдена как исследователя общественной жизни. Оно не только расширило его умственный горизонт до таких пределов, которых вряд ли когда-нибудь могли достигнуть поездки в менее динамичную континентальную Европу. Оно открыло ему глаза не неисчерпаемость ресурсов Америки – ее природных богатств и интеллектуального потенциала. Кобден убедился, что главный конкурент, с которым Англии придется соперничать (если не придется опасаться), находится не на другом берегу Ла-Манша или Северного моря, а на другом берегу Атлантики. Задор, жизненная сила и энергия американцев – именно эти качества должны были произвести наибольшее впечатление на Кобдена в то время, когда он сам увлеченно наживал состояние. О неисчерпаемых возможностях страны он с энтузиазмом писал старшему брату, с которым в первую очередь и делился впечатлениями от своих ранних поездок. Это страна, «на чьей земле, как я искренне надеюсь, сбудутся те мечты о человеческом величии или даже совершенстве, которыми я люблю тешить себя». Глядя на запад с последней северной вершины Аллеганских гор, он сделал смелое предсказание: «В один прекрасный день именно здесь будет средоточие сельскохозяйственного и промышленного производства, здесь будет центр цивилизации, богатства и мощи всего мира».

Однако и изъяны американской цивилизации тоже не укрылись от Кобдена; особенно его возмущало рабство. Эту вечную проблему он начал обсуждать, как только ступил на землю Америки. «Здесь [в Огайо], – писал он домой, – я обнаружил, что буквально все считают рабство несмываемым пятном позора и проклятием страны. Все согласны, что ни один из тех способов избавления от него, какие были предложены, никуда не годится». А когда Кобден, побывав в южных штатах, окунулся в свободную атмосферу Пенсильвании, он со вздохом облегчения сказал: «Слава богу, я больше не в стране рабов!» Впоследствии мы увидим, насколько помогло Кобдену знакомство с проблемой рабства, когда он выступил в поддержку Севера во время Гражданской войны.