– Конечно, есть, Афоня, – загадочно улыбнулась та. – Это же Божий промысел. Разве не ведаешь?
– Ну ладно, ведунья, давай-ка спать. Завтра много дел.
Мария приподнялась на локте и с затаенной надеждой спросила:
– И мне можно сегодня не идти спать в девичью комнату?
– Конечно. Ты же сама спросила разрешения рассказать своим подружкам о нашем предстоящем венчании. Так в чем же тогда дело?
Она жарко обняла его шею.
– Какое счастье, что я теперь могу спать, обняв тебя! Я же ведь так мечтала по ночам об этом. – И насторожилась: – А о каких делах ты только что сказал?
– Надо готовить поход на Турухан.
– И ты будешь в нем участвовать? И как долго он продлится?
– А как же? – недоуменно пожал плечами Афанасий. – Или ты считаешь, что тобольский воевода прислал меня сюда лишь для того, чтобы я лапал тебя? – начал выходить он из себя.
– Не возмущайся так, Афоня! Я же никогда не спрашивала тебя о твоих делах.
– А теперь, когда я только было заикнулся о венчании с тобой, ты уже решила, что теперь имеешь право требовать от меня отчета о всех моих делах? – гневно посмотрел он на нее так, как будто увидел в первый раз. – Запомни раз и навсегда: во-первых, я служилый человек и, куда мне идти и насколько, а также что мне делать, решает только мое начальство и я сам. Во-вторых, каждый сверчок должен знать свой шесток. Мое дело – служба, а твое – дети и хозяйство. А то, что сочту нужным, я и сам расскажу тебе. Теперь же одевайся и иди спать в девичью комнату.
– Но, Афоня! – взмолилась та, в смятении глядя на него.
Тот осуждающе посмотрел на нее:
– Был Афоня, да весь кончился… Теперь у тебя, Мария, будет достаточно времени подумать над тем, что я тебе сказал. А мне действительно надо выспаться. Все! Ступай!
* * *
Следующим поздним вечером Афанасий вернулся в свою комнату и был удивлен, застав в ней Марию.
– Ты что это здесь до сих пор делаешь?
– Убираюсь, Афанасий Савельевич, – смущенно ответила та. – Ведь день-то еще короткий…
– А может быть, просто ждала меня? – усмехнулся тот, подозрительно глянув на нее.
– Может быть, и так, Афанасий Савельевич, – не стала отрицать она, отведя глаза в сторону.
Афанасий вскипел:
– Да что ты это заладила: Афанасий Савельевич, Афанасий Савельевич… Я же ведь еще вчера, кажется, сказал, что тому, кто старое помянет, – глаз вон!
Лицо Марии просветлело, и она, как от ожидания очередного чуда, прикусила губу.
– Клюквенного соку плескани, Маша, а то что-то пересохло во рту.
– Конечно, конечно, Афанасий… – и смешалась. – Афоня, – поправилась она, неуверенно глянув на него.
А тот, сделав несколько глотков сока из высокого стакана заморской работы, задумался.
День действительно выдался на редкость тяжелым…
Вначале он сделал смотр двадцати стрельцам во главе с десятником Семеном Гурьяновым, выделенными воеводой в его отряд, а заодно и своим казакам, которые от безделья несколько разболтались.
Затем, выйдя из детинца, спустился на плотбище, чтобы проверить ход подготовительных работ к строительству дощаников. Оба уставщика, и старый, Дементий Дубинин, и новый, Яков Кривой, прибывший в Мангазею с несколькими корабельными мастеровыми еще перед самым ледоставом по указанию тобольского воеводы, подробно ознакомили его с состоянием дел. Показали и чертежи дощаников, которые предстояло построить, ответив на ряд его вопросов. Когда же он спросил, можно ли установить на одном из них пищаль
