Манхэттен - страница 6

– Какая штука? – проворчал длиннолицый человек с зубочисткой во рту.

– «Огромная змея на Пятой авеню.[21] Сегодня утром, в половине двенадцатого, дамы с визгом разбежались по всем направлениям, когда большая змея выползла из каменной стены водокачки на Пятой авеню и стала переползать тротуар…»

– Утка!

– Это еще что! – вставил старик. – Когда я был мальчиком, мы охотились на бекасов в Бруклине…[22]

– Ах, Боже мой! Уже четверть девятого, – пробормотал молодой человек, складывая газету.

Он выбежал на Гудзон-стрит. Улица была полна спешащих людей. Скрежетали подковы лохматых ломовых лошадей, скрипели колеса грузовых фургонов, сливаясь в оглушительный грохот и наполняя воздух едкой пылью. Девушка в шляпке с цветами, с большим голубым бантом у острого подбородка, ожидала его в дверях товарного склада «М. Сюлливан и K°». Молодой человек почувствовал, как внутри у него все забурлило, точно в откупоренной бутылке.

– Хелло, Эмили!.. Знаете, Эмили, я получил прибавку.

– Вы сегодня очень опоздали.

– Честное слово, я получил прибавку на два доллара.

Она дернула подбородком сначала в одну сторону, потом в другую.

– Подумаешь!

– А помните, что вы обещали мне? Если я получу прибавку, то…

Она взглянула на него и хихикнула.

– Это еще только начало.

– Подумаешь! Пятнадцать долларов в неделю.

– Помилуйте, ведь это шестьдесят долларов в месяц. А я еще вдобавок изучаю торговлю, по импорту работать буду.

– Глупыш, вы опоздаете. – Она вдруг повернулась и побежала по грязной лестнице; ее широкая юбка колоколом колыхалась из стороны в сторону.

– Господи! Я ненавижу ее. Я ненавижу ее. – Смахивая слезы, которые жгли ему глаза, он быстро пошел вниз по Гудзон-стрит в контору «Уинкл и Джюлик. Вест-индский импорт».

Палуба на носу около брашпиля была теплая и солоновато-сырая. Они лежали в грязных куртках, растянувшись бок о бок, и лениво перебрасывались словами. В их ушах не проходило шипенье воды; пароход грузно расталкивал широкую травянисто-серую зыбь Гольфстрима.

– J'te dis, mon vieux, moi j'foux l'camp à New-York…[23] Как только мы бросим якорь, я сразу сойду на берег и останусь там. С меня довольно этой собачьей жизни.

У юнги были светлые волосы и овальное румяное лицо. Недокуренная папироса выпала у него изо рта.

– Merde![24] – Он потянулся за ней, но она скатилась в желоб для стока воды.

– Брось, у меня их много, – проговорил другой парень; он лежал на животе и болтал в воздухе грязными ногами. – Консул отправит тебя обратно на пароход.

– Ему не поймать меня.

– А воинская повинность?

– К дьяволу ее! И Францию туда же.

– Хочешь стать американским гражданином?

– Почему нет? Каждый человек имеет право выбирать себе родину.

Второй мальчик задумчиво потер нос кулаком и, вздохнув, медленно свистнул.

– Ты умный малый, Эмиль, – сказал он.

– Слушай, Конго. Почему бы тебе не сойти вместе со мной? Неужели ты собираешься всю жизнь выгребать лопатой разную дрянь из корабельной кухни?

Конго перевернулся, сел, скрестив ноги, и почесал голову, густо обросшую курчавыми черными волосами.

– Сколько стоит женщина в Нью-Йорке?

– Не знаю. Думаю, что дорого… Я не для того схожу на берег, чтобы валандаться. Я буду искать работу. Неужели ты ни о чем не можешь думать, кроме женщин?

– А почему бы нет? – проговорил Конго и снова растянулся на палубе, спрятав грязное, смуглое лицо в скрещенные руки.

– Я бы хотел чего-нибудь добиться. Это моя мечта. Европа прогнила и воняет. А в Америке молодой человек может выдвинуться. Происхождение роли не играет, образование не имеет значения. Все дело в том, чтобы выдвинуться.