Друг Василия – Витек – учился в школе еще хуже, если это можно представить, но все равно никак не мог претендовать на какое-нибудь серьезное прозвище: он обычно подкладывал кнопки на сиденья парт (Но это не всегда приносило ожидаемый результат – особенно зимой – все равно, что пытаться проколоть пальцем танковый каток); мог еще распивать вино через соломинку, просунутую в щель парты, или незаметно покурить на уроке химии. Поэтому ничего нового не придумал и деградировал как изобретатель. Но все-таки ему удалось получить кличку Зуб: однажды он обклеил стол учителя жвачкой, тот, естественно, приклеился, ерзая животом по краю стола, затем резко хотел встать, но по законам физики (наверное, это был закон рычага), перегнулся и ударился о чернильницу, причем выбил себе зуб. История вскоре забылась – учитель принес новую чернильницу, но пригрозил: «Вот ничего, скоро начнете изучать политэкономию и тогда посмотрим, у кого там дамоклов меч висит». Это было действительно что-то страшное – пацаны бросили курить, а девочки перешли на сигареты с фильтром.
Инженер прежде чем серьезно объясниться с Наташей, как и всякий порядочный человек, носящий такое звание, решил проверить себя. Для этого действия подходила известная на весь район Любаша (вообще в каждой школе была такая ученица, но не более). Любаша – второгодница; по виду более похожая на продавщицу мороженого или толкательницу ядра, она заглядывала в зеркало чаще, чем в учебник, и в нем она, конечно, видела только себя и только придворной фавориткой. Инженер и Зуб договорились с ней о встрече в шалаше за школой и обещали никому не говорить (что приравнивалось к письменному признанию в любви). Однажды вечером они причесались и погладили брюки; знакомым говорили, что собираются проведать тетушку Василия, которая в больнице и находится в интересном положении. Через час весь район знал, в каком положении они скоро сами будут. Оба пришли поздно, получили что полагается от родителей и утром пошли в школу.
Странно: Инженер постоянно списывал у своей соседки Наташи без зазрения совести и в знак благодарности мог по– дружески дернуть ее за косу, теперь же не мог смотреть в ее сторону и только краснел и икал. Вообще они с Витьком теперь отдалялись от ребят, стояли в стороне и молча плевались. Зуб при виде нижнего белья, развешенного для сушки, покрывался рябью и вздрагивал, как ящерица в момент отбрасывания хвоста.
Долгое время они шушукались и вынашивали план мести. «Я убью ее!» – злобно хрипел один другому в ухо. «Я ее тоже не люблю», – поддерживал другой, не любивший Наташу, и ему было легче так говорить. Инженер предложил: «Мы скажем ей, что нам понравилось, и еще раз пойдем туда». «Зачем?» – не понимал Витя. «Давай просто побьем ее». «Примитивно», – отвечал друг. «Когда будет дождь, мы ее разденем, возьмем кнут и будем гонять вокруг школы». «А, понял», – отвечал Зуб, хотя знаний в коневодстве у него хватало лишь настолько, чтобы отличить хвост лошади от головы. Кнут был украден у объездчика Шаканукова с большим риском для их, не ждущих засолки задниц. Охранник не был олимпийским чемпионом по стрельбе, но когда разгонял воришек (обычно учеников, покушавшихся на клубнику или черешню), стрелял и попадал именно в то место, которое даже после суточного отмачивания в проточной воде, заставляет думать головой и, уважая старших, разговаривать с ними только стоя.
