МАНУЛ: история одного одиночества - страница 8

По правде говоря не очень-то хочу, чтобы это письмо попало маме в руки. К отцу оно уже не попадет никогда – он умер несколько лет назад. Вся его жизнь – одно мучение длинною в шестьдесят пять лет, или сколько там точно, я даже не старался запомнить, настолько мне стало безразлично. Может поэтому он запивал его водкой? Мучение свое. Не хочу об этом много думать, разбираться, размышлять. Мне сильно противна тема алкашни. В мире столько интересного, столько возможностей для роста, для радости. Да вот хотя бы сходить в парк погулять, в центр города или в кино – это не стоит больших денег, но он не хотел даже этого. Наливал, пил, спал, смотрел телевизор. В бессмысленном бреду никчемной жизни работа день через день, которая не приносила ни существенного дохода, ни удовлетворения. Бывает, что я невольно сравниваю себя с ним, говорят же, что качества передаются по наследству. И так мне становится противно от того, что некоторые из них я унаследовал. Не хочу быть похожим на него. Не хочу и уже не буду.

Я надеюсь, что письмо не попадет к маме хотя бы из уважения к тем чувствам, которые все-таки у нее есть. Последнее время она старается говорить что-то о любви ко мне, типа: «Пока, удачи тебе, люблю» – в конце телефонного разговора или короткой встречи, но я не верю ее словам. Не потому, что она врет, конечно же, нет, а потому, что я их никогда раньше не слышал, и сейчас они звучат нелепо, и для меня очень фальшиво. И я с этим ничего не могу поделать. Не получается. Даже если это так. А это так. Она любит, по-своему любит. Как умеет. Но я не верю.

Ее указательный палец со всей злобой, какая только могла быть в нем, тыкал в строчку математического примера, который я никак не мог решить: она орала на меня за мою, с ее слов, непроходимую тупость, и каждый раз угрожала, что отнесет на помойку мой велосипед, раз я такая бестолочь, что не могу складывать и вычитать, а только крутить и тормозить. Только причем здесь велосипед? Она передразнивала мои сопли, которые текли вместе со слезами и заиканием от моего страдальческого рёва: в таком состоянии я уже ничего не мог посчитать. Я только молил, чтобы все закончилось как можно быстрее. Так было и с русским языком, и с географией, и с историей, и с литературой. Школьные уроки – боль любого родителя, но не до такой же степени, чтобы ребенку приходилось отмываться от зеленых соплей после того, как все решено. Эти гребаные уроки и этот гребаный крик на долгие годы отбили у меня желание учиться. Сейчас мне кажется, что главная задача школы состоит именно в этом – после ее окончания идти вкалывать за копейки куда угодно – в какой-нибудь гребаный офис или на какой-нибудь гребаный завод – лишь бы не браться за ум. Только много лет спустя ко мне пришла осознанность, и я полюбил книги – а ведь в них намного больше уроков, чем в рабочих тетрадях с дурацкими комментариями от самовлюбленной училки.

А что до пятерок – так они бесполезны. Да вот хотя бы взять мою старшую сестру: тихо-молча учила себе все наизусть, зубрила, головы не поднимая от учебников – получила свой заветный красный аттестат. Дальше? То же самое: колледж – красный. Дальше? А вот дальше началась жопа, потому что циферки в дневниках не имеют никакого отношения к реальной жизни, в которой доказывать надо не теории, а свою состоятельность. А этому в школе ни черта не учат. И теперь она вкалывает где-то кем-то за копейки, которых хватает на одну только первую неделю после получения ЗП. Средняя – та бегает с двумя красными дипломами по собеседованиям почти каждый день. Устраивается, выкачивают из нее все бесплатно или опять же – за копейки, потом увольняют, и она снова бежит по собеседованиям. Практического ума нет. Зато уроки в идеальном порядке, тетради красивые, почерк разборчивый, на переменах не ребенок, но ангел! К черту такие нервы ради получения бумажных оскаров. К черту! Стоят потом на полке, собирают пыль. Холодильник пустой, в шкафу обноски.