Я внутренне напряглась, не веря услышанному:
– Лесь, если это шутка такая, то мне не смешно. Мы только вчера все вместе ужинали. Ты же с нами была, – отозвалась я, поглядывая на вереницу машин передо мной. – Не наговаривай на папу.
Внучка обиженно надула губы и покачала головой:
– Так и знала, что не поверишь! А ведь они тебе вчера напрямую сказали про море и пользу воздуха, и прочую фигню! Ты к себе ушла, а я в ванной руки мыла и дверь не закрыла. Услышала, как они говорили, что надо поскорее от тебя избавиться, а то ждать пока ты сама умрёшь долго очень. Типа здоровье у тебя лошадиное.
Я непроизвольно сжала пальцами руль так, что костяшки побелели. Сердце не желало верить в подобный поворот, но разум довольно усмехался, мол, а я тебе ведь тоже намекал, только ты не хочешь верить. И сейчас не хочу.
Ну, не мог мой Геночка, в которого я столько любви, сил, времени вложила вот так обо мне думать, такого мне желать. К тому же, чем я мешаю-то? В его жизнь я никогда не лезла, когда он с Аней сошёлся, обрадовалась и даже на то, что она его на пятнадцать лет моложе, глаза закрыла. В наше время чего только не бывает!
– Бабуль? – испуганно позвала Леся. – Ты за рулём же! Сверни лучше к обочине, а то ты вся побледнела так!
– Да в порядке я, Лесь! Только ты может что-то неправильно услышала? Показалось? Сама бы такому поверила? – трогая автомобиль с места вслед за грузовиком, спросила я.
– Это не только я слышала! Они такие разговоры давно ведут! Спроси вон у Димы своего! Он точно знает! – сердито отозвалась Леся. – Они же прислугу за людей не считают и как к мебели относятся, даже такое при них обсуждают! Просто вчера они уже границу перешли! Ненавижу эту! Всё она!
Я покачала головой: внучка сразу невзлюбила новую жену отца. Как бы Аня не старалась, подружиться у них пока не получалось.
– Лесёнок, это точно не попытка настроить меня против Ани? Я знаю, ты её не любишь, но то, что ты сейчас сказала очень серьёзно, – ответила я, стараясь смотреть и на внучку, и на дорогу.
Кровь прилила к лицу, как бы я ни хотела считать слова внучки выдумкой, но внутреннее чутьё уже вцепилось в них и раскручивало, раскручивало, словно катушку ниток.
Леся нахмурилась и покивала головой, в эти мгновения она так напоминала меня в юности.
– Бабуль, я знаю, что так нельзя, но вчера я как услышала начало этого разговора, включила диктофон на смартфоне и записала всё, что они говорили, – виновато потупив глаза, продолжила внучка.
Сзади кто-то протяжно посигналил: вереница авто продвинулась на целый метр, а я и не заметила! Конечно, надо меня подогнать! Водитель грузовика ехавшего передо мной, высунул в окно руку и показал неприличный жест, кому непонятно, наверное, мне.
Я нервно нажала ногой на газ, руки почему-то не слушались, да и в салоне стало ужасно душно. Я нажала на кнопку, и окно опустилось, впуская морозный воздух и выхлопные газы: не на много лучше.
– Леся, разве я тебя такому учила? Подслушивать, записывать разговоры взрослых! Это же не в какие рамки! – строго сказала я.
– Знаю! Но я уже отправила запись! Сначала послушай, а потом ругай! – она подняла на меня глаза, чуть не плача. – Я так тебя люблю! Не хочу, чтобы тебя отправили в какой-то дом престарелых!
– И я тебя люблю, но… – я не успела договорить, внучка прервала вызов.
Я посмотрела на экран, всё расплывалось, ладони вспотели. Что уж притворяться, я до жути боялась услышать подтверждение Лесиных слов. Дрожащей рукой нырнула в сумочку, лежавшую на пассажирском сиденье, и нащупала очки. Нацепив их на нос, наконец, разглядела мигающий на экране конвертик и нажала на него.
