Читать онлайн Сергей Круглов - Записи-1. Избранное из ФБ, 2014–2018

© Сергей Круглов, 2018

ISBN 978-5-4493-7475-2 (т. 1)

ISBN 978-5-4493-7476-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Разговоры о том, что вот де Живой Журнал – одно, а Фейсбук – другое, что в ЖЖ было спокойно, духовно и приятно, живенько и надышанно, как в патефонном виниле и плёночном фотоаппарате, а в ФБ – суетно, истерически и спорадически, как в цифровом хайтеке, и что де всё дело в интерфейсе, которого зверя страшнее нет (типа: «но ведь в жж нет лайков!!!… какое непревозмогаемое неудобство!…») – смехотворны и прискорбны.

Иными словами, грехопадение наше, раз начавшись и приведши к тому, что мы пали ниже плинтуса и, быв царями всего, впали в зависимость от всего, – продолжается, теперь мы уж в зависимости и от расположения кнопочек на мониторе…

Таково – всё человеческое.

Древние греки говорили – «Если хочешь быть сильным – бегай, хочешь быть красивым – бегай, хочешь быть умным – бегай». Ангел добавил: «Бегай людей – и спасёшься».

(…по поводу прочитанной строки в фб Инны Кулишовой: «Хочется уехать из всех стран одновременно»).

Думаю о верблюдах.

Однажды на концерте камерной музыки слышал от конферансье (манерами напомнившего мне Жоржа Бенгальского) по поводу Камиля Сен-Санса: не зря он сочинил «Караван зверей», ибо и само имя его означает «chameau» – «верблюд»…

Вот и думаю: Верблюдица Буа-Треси, Альбер Верблюдов, етс. – лепо ли звучит?…

А ещё по поводу холиваров и ругани в фб – вспоминаю слова свт. Григория Богослова:

«Что, если верблюд по природной наглости закричит во всё горло и протянет к тебе шею? Будешь ли с ним драться или по благоразумию побежишь прочь?…»

О благотворительности.

Сейчас по вагону электрички ходила очередная плакальщица, просила «ребёнку на операцию», выставив перед собой, как щит, заламинированный листок с какими-то фото и печатями… Всё знаю, и про мошенников, и пр. Но мне было важно посмотреть на неё, её лицо, в глаза… Пока я передавал ей немного мелочи (которой и у самого немного, увы), я с ужасом увидел, что она, как слепой акын, не смотрит НИКУДА.

Вспомнил у Булгакова секретаря, Лапшенникову (так кажется?…), глаза которой были скошены к носу от постоянного вранья.

А с другой стороны… чем ещё жить людям?… жалко всех.

Всех, всех нас.

Скудно как-то на этом свете, господа…

Поэты, оставив поэзию как восторг и смысл жизни, воюют друг с другом; то тотошенька кокошеньку разит, то кокошенька тотошеньку тузит… Война овладевает всеми.

Ну или почти всеми.

Если бы я написал когда-нибудь книгу «Светские святые», то непременно написал бы про Гумилёва и его школу поэтов.

Про гулкие залы во вдавленном в мёрзлый кал Петрограде, про собирающихся на литературные вечера поэтов и их читателей, пришедших слушать стихи, числом менее пальцев на отмороженной кисти, трясущихся от холода во фраках над быстро остывающим стаканом морковного чая, одним на всех…

Про то, что тьма внешняя – ничто перед светом внутренним.

Большой грех-маленький грех, смертный грех-несмертный грех…

Когда с трудом пробираешься по узенькой горной тропе над пропастью, какая разница, что тебя убьёт – огромный кусок скалы, сорвавшийся сверху, или маленький камешек в ботинке, заставивший твою ногу сорваться с тропы.

Вспомнилось из прошлого: в исполнении N. возглас на литургии перед Трисвятым: «Господи, спаси благочестивыя!» звучал с тональностью «Господи, убей малочестивыя!».

Мне кажется, мы (христиане) до сих пор не очень понимаем, в чём суть дела с прославлением во святых царя Николая…

Сколько бурной волны вокруг всего этого было нагнано, помните? От дремучего царебожия до резкой критики и хулы.

«Он курил!… Он выпивал!…» – смешно. Словно святые рождаются, как киндер-сюрпризы, в прочной целлулоидной капсуле, охраняющей от грехов и немощей.

«Распутин!…» Как будто в этом мире есть хоть одна медаль без оборотной стороны, хоть одна дорога без грязи и колдобин, хоть одно лекарство без побочных вредных последствий…

«Он был плохой правитель!… Он дал развалиться России!…» – и это тут, в общем, не очень-то при чём. Церковные святцы – не гражданские. Да и много ли мы, к слову, знаем хороших правителей?… Хороший – это какой?… Тот, что сделал свою страну на какой-то срок авторитетной на международной арене? Сталин, Ксеркс, Бонапарт, Гитлер? Или (ближе к христианскому представлению) добрый к своим подданным?… Затрудняюсь назвать имя – разве что Мальчик-звезда из последнего абзаца сказки Уайльда (и тот правил недолго, а преемник его, как сказано, был тираном).

По-моему, смысл тут такой: человек, становясь христианином не по внешности, а по-настоящему, неизбежно вступает в конфликт с миром сим, гоним миром, берёт на себя тяжелейший крест – именно не властвования и управления, а сохранения себя как христианина. А власть – одно из мест мира сего, где сохраниться как христианину невыносимо тяжело, где этот конфликт проявляется наиболее ярко, потому что нет больших антагонистов, чем власть кесаря – и власть Христа. «В мире будете иметь скорбь» – эти слова наглядно сбываются на любом властителе, прославленном во святых, а наглядность – как раз и есть одна из задач канонизации.

И этот смысл актуален для всех нас, считающих себя христианами, актуален всегда и особенно сегодня.

Люблю эту икону – Пётр и Павел обнялись.

Рыбак и фарисей, простец и образованнейший знаток Закона, галилейский сельчанин, плоть от плоти лилий полевых, и горожанин, гражданин гигантского, на полмира, мегаполиса (кеды-рюкзачок-айфонайпад, какая разница, в Москве я, в Питере, в Саратове, в Нью-Йорке, среда обитания одна и та же – поле вай-фая… о. Мень писал, что в писаниях Павла мы не найдём упоминания о природе, он её не замечал) – разные.

Но – вместе.

Единые в любви к Христу.

Символ Церкви: как бы мы все ни грызлись, патриоты-космополиты, простецы-мудрецы, консерваторы-либералы, но Церковь заключает в свои объятия – всех.

Возле магазина «Корзинка» (это такой шикарный гастроном, типа супермаркет, с разными богачествами внутри) на стоянке – шикарные же авто. К одному из них подошли две дамы (надо ли уточнять шикарность их шуб), дверцы открыли, но медлят садиться, о чём-то увлечённо щебечут, в руках – пакеты, лопающиеся от деликатесов… Возник около какой-то малоформатный корявенький бродячий пёс с сединой вокруг слезящихся глаз; ясно, что содержимое пакетов его сильно привлекает, – но прямо на дам он не смотрит, а деликатно и пристально – в сторону, и вообще вид у него такой: сосредоточенно-деловой, типа я тут по другому делу, напряжённый и внутренне – а вида не подаёт, держит марку – крайне смущённый, – пришло в голову, что такой вид бывает у мужиков, стоящих по какому-то случаю в коридоре женской консультации, как бы в очереди, но как бы и вне.

Рассказали: на вопрос, чего нельзя допускать в поэзии (я часто его задаю поэтам в студии), Александр Аронов отвечал: «Врать и говорить правду».

«посажённые отцы» – батюшки с посаженной печенью.

Когда ты спишь (вернее, цепенеешь между сном и явью), всё, что вокруг тебя – звуки, дуновения – так многозначительно и будоражаще… И так успокаивающе: жизнь жительствует.

Русскость – неуловимая черта; во всём мире её чуют, но не видят, и полагают чем-то вроде таинственной смеси цыганства и еврейства…

Хорошо, которое только там, где нас нет, смысл, который мнится непостижимым, счастье, которое призрачно…

Запертая дверь, в которую стучишься с плачем: «Отворите!…», слабея год за годом, сбивая в кровь кулаки, – дверь посреди открытого всем ветрам, свободного чистого поля.

держи ад в своём уме и не отчаивайся

Ещё словеснаго:

Вчера, служа молебен, долго не мог понять, что меня смущает в словосочетании «преподобные Соловетские», встреченном в записке.

О мастерах и подмастерьях, о пастырях и подпасках я думаю, фб, вот в какой связи: пришло сообщение в жж, рекламно-православного характера, с предположением заинтересовать «моих подпищиков».

Вот думаю, как же я называюсь по отношению к оным…

В телесериалах, сказал кто-то, полно фабулы и никакого сюжета… сериал он и есть сериал, он бесконечен. Всё как в жизни. Чаяние сюжета, катарсиса, завершения, вот-и-сказке-конца – сколь благо, столь и способно свести сознание в точку, в угол; между тем река делает поворот – и течёт дальше.

С Борисом Владимировичем Дубиным мы готовили две передачи на радио – одну про его собственные стихи, вторую – памяти его товарища по СМОГу Сергея Морозова; известие о болезни пришло как раз накануне назначенного для записи дня…

Смерть придала всему этому, конечно, расхожее иное освещение («не успели»…), но и сделала всё несделанное, незавершённое – не бессмысленным, нет, а именно таким, каким бывает то, что остаётся на берегу реки, когда она делает поворот.

Жизнь повернулась на невероятных осях – и снова никакого сюжета, но и никакого тупика и конца: всё продолжается. Жильцы недостроенного дома встретят нас за новым поворотом; незаконченный важный разговор будет продолжен, но на совсем другом языке, возможно, ангельском.

И сказано будет ни то, ни другое, ни третье, – ничто из того, что могло бы прийти на ум сынам человеческим.

Вечного дня вам, полноводного и светлого течения, – выше и дальше! – Борис Владимирович; сил и крепости вашим родным.

Движемся ли мы вверх или вниз – видимо, скорее вопрос веры, чем некоего «объективного знания»…

В связи с этим думаю: страдания и скорби души – признак не только жизни (мёртвое – не болит).

Но и признак нашего роста, изменения (сознаваемого, видимого нами, или не очень) – со ступени на ступень, из силы в силу.

Так режется зуб, до поры – причиняя боль.

Время от времени, чтобы немного ожить (так трут уши, чтоб очнуться), бубню про себя какие-нибудь стихи, перекатываю зёрнышки во рту…

Сегодня одно из любимых – вдруг так произнеслось:

Что за ночь с памятью случилось? Снег выпал, что ли? Тишина. Душа забвенью зря училась: во сне Россия прощена

Аж вздрогнул и поёжился…

О ПРОБЛЕМАХ

Люди приходят к священнику не только с грехами, но и с проблемами.

Например, в инфекционном отделении одной московской больницы завелось привидение (так назвали).

После освящения отделения священником – особо распоясалось, укусило сотрудницу за руку.

Да, думаю, это тебе не Кентервилль… Деградируют не только люди, но и привидения.

Думаю, например, о арифметике.

Скажем, дано: «Пушкин – наше всё».

Итак, вычисляем:

Пушкин = наше + всё.

Тогда: наше = Пушкин – всё.

А всё = Пушкин – наше.

(если под «всё» иметь в виду, ну, скажем, какие-то общецивилизационные человеческие ценности, а под «наше»… ну, наше оно и есть наше).

«Ты меня и из рая ждала…»

Сегодня в квартире рихтовали сантехнику – её исправная работа есть первейшее дело в корбюзианском муравейнике, особенно если живёшь на 9 этаже…

Сантехник – хороший человек и мастер своего дела, из поколения, старшего моего лет на шесть. Высоцкого знает наизусть…

После всего – включил «Райские яблоки». Кот рядом спит…

И думаю: написать бы эссе «Высоцкий как религия».