Стало как-то нехорошо, тревожно на душе. Он разломил котлету, понюхал: вполне аппетитно. Положил котлету на подоконник. Показалось, что мухи не учуяли запах еды из-за того, что она лежала далеко от окна. Вернулся в кабинет, сел в кресло и стал любоваться мухобойкой. Он её, красавицу, рассматривал и так и этак, подносил близко к глазам, любуясь отдельными частями, ласкал взором на расстоянии вытянутой руки, смотрел на хлопушку слева от себя, справа, снова приближал. Потом фланелевой тряпочкой стал протирать любимицу: сначала её металлическую ручку, а затем резиновую бойку. Почистив мухобойку, Марабу сдвинул её, снова полюбовался на расстоянии и, сдунув с бойки невесть откуда взявшуюся пылинку, спрятал в карман пиджака.
– Оля, давай следующего!
Заглянул директор кирпичного завода.
– Здравствуйте, Леонид Кузьмич! Можно войти?
– Можно, можно. Чего ты хотишь? Иди, садись, – сказал Марабу, развалившись в кресле и чуть заметно улыбаясь.
Директор кирпичного завода был грузным пожилым человеком с обильной проседью в густых каштановых волосах. Он пришёл просить у главного инженера денег на расширение производства, обещал за это по дешёвке продать объединению кирпичи. Хотя директор и возвышался над Марабу на голову, но был относительно большим начальником и не сильно зависел от объединения. Поэтому хозяин не унижал его и не шутил свои глупые шутки, а лишь снисходительно улыбался и говорил несколько фамильярно, давая понять, кто есть кто, не получая от общения практически никакого удовольствия – ну разве что от сознания, что он начальник большего калибра. Марабу пообещал поговорить с шефом, но гарантий благополучного исхода дела не дал, ссылаясь на материальные затруднения объединения, и пресно с ним попрощался, слегка кивнув.
Как только тот ушёл, Марабу, проорав, чтобы к нему никто не входил, пошёл в комнату отдыха. Но и теперь он не был уверен, что мухи налетели. На душе было тревожно.
Мистика какая-то!
Не было даже паршивого комаришки. Он раскрошил котлету и половинку пирожка, часть положил на подоконник, а остальное разбросал по столу. Стал смотреть на улицу через открытое окно. Но сколько ни вглядывался, ни одного насекомого не увидел. Решил осмотреть стены здания: может, сидит где какая-нибудь букашка, божья коровка или жучок какой. Лёг на подоконник животом и стал разглядывать. Показалось, что в полуметре от окна сидит нечто похожее на комара. Стал тянуть шею, подвинулся чуть вперёд. От этого движения нога Марабу скользнула по полу – и он чуть было не нырнул вниз. В последний момент удалось ухватиться за край подоконника и не вывалиться из окна. Испугался ужасно. Руки дрожали, сердце бешено колотилось. Сел на диван, отдышался немного.
«Уф… ещё немного – и мне конец! Удивительно… Куда они все подевались? Вчера к этому времени штук пятьдесят наколошматил. Экология, что ли, испортилась, или ещё что… Непонятно… Надо в обед борща из дома привезти, может, на него клюнут», – думал Марабу.
Вдруг всплыл на мгновение сон, где муха-царица бьёт его мухобойкой по голове со словами: «Нашёл себе удовольствие – убивать, проклятый садист».
– Тьфу ты, чёрт, привязалось! – прошептал Марабу.
Раздосадованный, он прошёл в кабинет, сел в кресло и в тревожной задумчивости стал пошлёпывать мухобойкой по колену. Потом посмотрел на свою радость на расстоянии вытянутой руки и, поцеловав, спрятал.
