– Что это? Что это? – доносились до меня его восхищенные реплики. – Ах да! Конечно, химера мирабилис, впервые описанная и определенная Майклом Сарсом. А вот это наверняка лепидион, но, насколько могу судить, какого-то прежде неизвестного вида. Взгляните-ка на этого удивительного лобстера, мистер Хедли! Он отличается по цвету от тех, которых мы ловили в сети.
Лишь однажды профессор Маракот растерялся. Случилось это в тот момент, когда мимо иллюминатора с огромной скоростью сверху вниз метнулся длинный овальный объект, тонкий вибрирующий хвост которого тянулся вверх и вниз, насколько хватало нашего обзора. Признаюсь, что я впал в такое же недоумение, как профессор, и только Билл Сканлэн сумел быстро разгадать тайну необычного явления.
– Скорее всего, болван Джон Суини решил бросить лот рядом с нами, чтобы мы тут не страдали от одиночества, – предположил он.
– Конечно, конечно! – усмехнулся Маракот. – Так называемый “плюмбус лонгикаудатус” – новый вид глубоководного существа, мистер Хедли, с длинным металлическим хвостом и свинцовым грузом в носу. Впрочем, измерения глубины необходимы, чтобы пароход не сел на мель, образованную берегами подводного кратера. Все в порядке, капитан Хоуи! – крикнул он в телефонную трубку. – Можете продолжать погружение!
Мы снова начали опускаться. Профессор Маракот выключил электрическое освещение, и камера оказалась в полной темноте, если не считать светящейся шкалы батометра, хладнокровно измерявшего наше падение и отсчитывавшего фут за футом глубины. Если бы не легкое покачивание аппарата, мы вообще не ощутили бы движения. Только неумолимые шаги стрелки сообщали о нашем ужасном, непостижимом положении. Теперь мы находились на глубине в тысячу футов, и воздух в камере явно становился все более затхлым. Сканлэн смазал клапан выводящей трубки, и положение исправилось. На отметке в полторы тысячи футов мы остановились и снова зависли в океане с включенными фонарями. Мимо проплыла какая-то огромная темная масса, однако мы не сумели определить, была ли это рыба-меч, глубоководная акула или другое, пока не известное науке чудовище. Профессор Маракот поспешно выключил свет.
– Вот она, наша главная опасность, – пояснил он. – В океанской пучине есть такие твари, нападению которых этот стальной ящик способен сопротивляться ничуть не лучше, чем пчелиный улей атаке разъяренного носорога.
– Например, киты? – уточнил Билл Сканлэн.
– В том числе. Киты действительно способны опускаться на большую глубину, – ответил ученый. – Известно, что однажды гренландский кит совершил нырок перпендикулярно поверхности моря и утащил за собой почти милю троса. Но так низко киты уходят только в случае серьезного ранения или большого испуга. Скорее всего, мы только что увидели гигантского кальмара: уж они-то встречаются где угодно.
– Надеюсь, кальмары слишком мягкие, чтобы повредить наш аппарат, – заметил Сканлэн. – Было бы забавно, если бы эта желеобразная тварь смяла никелированную сталь фирмы “Меррибэнкс”.
– Тело-то у них действительно мягкое, – возразил профессор, – однако клюв большого кальмара без труда пронзает железный брусок. Так что одного удара этого клюва достаточно, чтобы проткнуть наше стекло толщиной в дюйм с такой легкостью, как будто это пергамент.
– Ничего себе! – изумленно воскликнул Билл Сканлэн.
Вот так, не переставая удивляться и обсуждать все, что встречали по пути, мы продолжали погружение и теперь уже медленно двигались вниз до тех пор, пока не достигли дна. Приземление произошло настолько мягко, что мы бы не заметили остановки, если бы, включив свет, не увидели вокруг аппарата свернувшийся множеством колец трос. Металлическая проволока представляла собой нешуточную опасность, ибо могла повредить воздуховоды. По приказу профессора Маракота излишки троса немедленно подтянули на корабль. Батометр показал глубину в тысячу восемьсот футов. Итак, мы достигли цели и теперь неподвижно лежали на вулканическом гребне на дне Атлантического океана.
