Иногда мне кажется, что каждый из нас троих испытывал лишь одно чувство: полное нежелание что-либо делать и что-либо видеть. Хотелось просто сидеть неподвижно и думать о свершившемся чуде: о том, что мы попали на дно одного из величайших мировых водных пространств. Но скоро освещенная фонарями странная сцена за стенами камеры снова заставила нас прильнуть к иллюминаторам.
Мы опустились на скопление высоких водорослей (Cutleria multifida, – определил профессор Маракот). Под воздействием глубоководного течения высокие желтые стебли покачивались точно так же, как на земле колышутся на летнем ветру ветки деревьев. И все же водоросли не выросли настолько, чтобы полностью закрыть нам обзор, хотя золотистые в потоке света, широкие листья время от времени оказывались перед глазами. За ними простирался склон из какого-то темного, похожего на шлак вещества, щедро расцвеченный прелестными яркими существами – голотуриями (морскими огурцами), асцидиями, морскими ежами и иглокожими – так же обильно, как весной в Англии склоны покрываются нарциссами, гиацинтами и примулами. Эти живые морские цветы особенно привлекательно смотрелись на угольно-черном фоне. Время от времени из узких мрачных расселин среди камней выплывали огромные губки, а изредка в круге яркого света мелькали цветастые рыбы, попавшие сюда, на глубину, из средних слоев океана. Мы завороженно любовались восхитительной картиной, когда из переговорного устройства вновь донесся встревоженный голос капитана Хоуи:
– Ну и как там, на дне? Нравится? Все в порядке? Не задерживайтесь надолго. Барометр падает, как бы не пришел шторм. Воздуха хватает? Мы можем чем-нибудь вам помочь?
– Все в порядке, капитан! – жизнерадостно прокричал в ответ профессор Маракот. – Не беспокойтесь, надолго не задержимся. Вы отлично о нас заботитесь: здесь удобно, чувствуем себя так, словно расположились в уютнейшей из кают. Постарайтесь немного продвинуть аппарат вперед, только медленно.
Мы попали в окружение светящихся рыб. Выключили свет и в полной темноте – такой, где чувствительная к свету пластина могла бы в течение часа не реагировать даже на смутный след ультрафиолетового луча – принялись увлеченно наблюдать за фосфоресцирующей океанской фауной. Мимо нас театрально, словно на фоне черного бархатного занавеса, неторопливой чередой двигались точки яркого света, как будто темной ночью проходил многопалубный пассажирский пароход с длинными рядами освещенных окон. Вот откуда-то появилось чудовище со страшными, светящимися во мраке зубами, которыми оно щелкало, словно воплощенная в живое существо ветхозаветная кара. Другое удивительное существо обладало длинными золотистыми усами, третье забавно несло на голове пылающий хохолок. Насколько хватало взгляда, вокруг мелькали сияющие точки: каждое, даже самое мелкое создание спешило по собственным важным делам, самостоятельно освещая себе путь и двигаясь не менее уверенно, чем таксисты на Стрэнде в час театрального разъезда. Скоро мы тоже включили свет, и профессор Маракот занялся изучением океанского дна.
– Конечно, аппарат опустился очень глубоко, но все же не настолько, чтобы исследовать характерный геологический рельеф поверхности, – заметил он. – К сожалению, сейчас эта задача нам не под силу. Может быть, в следующий раз, оснастив камеру более длинным канатом…
– Еще чего! В следующий раз! – возмущенно прорычал Билл Сканлэн. – Следующего раза не будет! Даже не думайте об этом!
