Маресьев - страница 6



А тут еще масла в огонь подлил призыв ЦК ВЛКСМ: «Комсомолец – на самолет!» Он прозвучал 25 января 1931 года с трибуны IX съезда комсомола, где было принято решение взять шефство над Военно-воздушными силами Красной армии. В своем обращении делегаты заверили «всех бойцов, командиров, политработников Военно-воздушного флота страны в том, что Ленинский комсомол, принимая шефство над воздушным флотом, сумеет с честью выполнить свои новые задачи, новые обязательства». Делегаты определили задачи: «Дадим стране 150 тысяч летчиков!» и «Трудовой народ, строй воздушный флот!» Профессия пилота, которой грезил Маресьев, становилась одной из самых популярных, она олицетворяла лучшие качества человека.

«Тридцатые годы были временем становления и бурного роста советской авиации, которая сделалась именно тогда любимым детищем народа, – вспоминал о той эпохе заслуженный летчик-испытатель С. А. Микоян. – Летчиков любили, летчиками восхищались. То и дело сердца миллионов почитателей авиации охватывали волнение и энтузиазм, вызванные радостными, героическими, а порой и трагическими событиями – перелетами, рекордами, авиационными праздниками, спасением челюскинцев, полетами и гибелью самолета-гиганта “Максим Горький”, экспедицией на Северный полюс и, наконец, боевыми делами наших авиаторов».

Как свидетельствуют документы, отклик населения на «авиационные» призывы носил массовый характер. В течение нескольких лет в авиационные школы было принято 30 тысяч коммунистов и комсомольцев. Во всех уголках Советского Союза шел сбор средств на развитие авиации и авиационного спорта. В частности, в период с 1931 по 1936 год только самолетный парк Осоавиахима увеличился в 20 раз, было открыто 150 аэроклубов, 240 планерных станций, имелось 2 тысячи планеров, сооружено 600 парашютных вышек. Членами Общества друзей Воздушного флота было собрано за неполных три года в целом по стране 6 миллионов рублей золотом, на которые авиационная промышленность построила более 300 военных самолетов. Так росли, крепли и расправлялись крылья страны.

Маресьев решил поступать в 7-ю Сталинградскую военно-авиационную школу имени Сталинградского Краснознаменного пролетариата. Однако первая попытка оказалась неудачной.

– На что жалуетесь, юноша? – спросил врач, когда Алексей начал проходить медицинскую комиссию.

– Я здоров. Собираюсь поступать в летную школу.

Врач придирчиво провел медосмотр: послушал, постучал молоточком, заставил поприседать, померил пульс. Потом, словно следователь во время допроса, строго глядя в глаза Алексея, спросил:

– Ревматизмом, желтухой в детстве болел?

– Не помню, малость ноги болели. Судороги были, а потом прошло, – покраснев, соврал Алексей.

– Все ясно. Дорога в небо тебе, дорогой юноша, закрыта, – продолжал врач.

– Как закрыта? – с недоумением спросил Маресьев.

– Так закрыта. Представь, что будет с тобой, если в полете вдруг сведет судорогой ногу? Что ты будешь делать? А? Посему живи на земле, юноша. Здесь безопасней, – вынес окончательный вердикт врач.

К сожалению, вторая попытка стать летчиком тоже не увенчалась успехом. Причем в Камышине Алексей медкомиссию прошел, а в Сталинграде его опять забраковали по здоровью. Но цель стать летчиком не покидала парня ни на минуту, хотя в то время он поступил учиться на рабфак Саратовского сельскохозяйственного института имени М. Горького. Как-то ему попалось на глаза в газете «Правда» объявление о приеме в Московский авиационный институт. Прочитав объявление, рассудил так: если не гожусь для военной авиации, то, может, хоть в Гражданский флот возьмут… Не откладывая дела в долгий ящик, отправил письмо в Москву. Скоро пришел ответ, ему прислали правила приема и он стал готовиться к поступлению.