В этот вечер она ничего говорить мужу не стала – все же вернулись они довольно поздно. В понедельник тоже не собралась, закрутилась по дому, потом не вспомнила, а в пятницу за ужином Леонид сообщил, что «общество» планирует поездку в Финляндию после Нового года и что билеты заказаны на второе января.
Ей бы промолчать. Но об этом она подумала значительно позже. А в этот момент расстроилась, словно каникулы вместе с родителями в их родном доме за городом ей были уже обещаны, а вот теперь обещание варварски нарушалось. Она собралась возразить, что ни в какую Финляндию не поедет, они там уже были. Потом ей захотелось попросить мужа передумать, едва не упрекнуть в том, что он снова принял решение сам и не посоветовался с ней, но вместо этого она начала сопеть, отворачиваться, встала, чтобы уйти, но не ушла, и слезы потекли по ее щекам.
– У тебя месячные? – Леонид поначалу поведение жены со своими словами не связал. – В чем вообще дело?
Если бы он спросил как-то иначе, все бы, может быть, обошлось. Посопела бы и смирилась. Но «месячные» – это ужасно обидно! То, как муж поставил вопрос, показалось Алене и вульгарным, и отвратительным настолько, что она не сдержалась и разрыдалась всерьез, чего давно не случалось. Теперь она вытирала слезы и приговаривала, что муж за все годы ни разу никуда не пригласил ее родителей, даже не предлагал. Они ведь к нему как относятся, просто боготворят, всегда всем в пример ставят, а он… Ему, конечно, стыдно, что у нее такие родители, но он мог бы этого хотя бы не выставлять напоказ. Если они каждую копейку считают, так что в том плохого, люди просто экономные. И, может, это только отговорки, что они не любят путешествий, их же не звали. Может, она тоже имеет право побыть с папой и мамой, не только он со своими родителями, о них-то он беспокоится. И дети к его старикам ездят постоянно, вот и сейчас у них, а ее родители хотят общаться с внуками не меньше. Алена причитала, что, может, дети тоже мечтали бы видеть и других бабушку-дедушку чаще, что они могли бы покататься с настоящих гор на санках и поесть домашней пищи, а не выходить к ужину в отелях, соблюдая дресс-код. И что он никогда с ее мнением не считался, вечно ставит ее перед фактом и только требует, требует, требует, а она больше не может так жить.
– Вот сейчас, в этом году, дети могли бы быть у моих, но тебе ведь это даже в голову не пришло, – Алена плакала тихо, она не скандалила, нет, сначала просто жаловалась и вздыхала, вздыхала. Но не могла остановиться. – Ты не думал, что мои скучают, а может, обижаются, просто они скромные люди, никогда слова тебе поперек не скажут. И все это «общество» твое, я хочу и от них отдохнуть тоже, они не моя семья, мне с ними неинтересно, почему я должна каждый праздник с ними встречать? Ты же сам, когда Вашко-Лагутин фамилию жены себе присоединил, говорил, что он зависит от ерунды, значит, слабый, свой род задвинул. Значит, род Вашко задвигать неправильно, а мой можно? Почему для меня твои родители как родные, а мои для тебя… – и Алена, не ожидавшая от себя и половины такого словесного потока, разрыдалась безудержно. Она повторяла сквозь всхлипывания, что несчастлива, что муж ею не интересуется, ни в чем ее не поддерживает, постоянно критикует, что ему, кроме денег и работы, ничего не надо и что детей он хочет воспитать продажными эгоистами, не способными на любовь.
