Приезжая оказалась словоохотливой.
– Вы в город? – спросила она подошедшую Маргариту и, когда та кивнула, продолжила. – А я вот прямо с поезда. К сыну, на свидание. Тут он у меня сидит, – она показала в сторону колонии. – А вечером обратно… Тяжело, да я привыкла. Он ведь уже третий раз сидит, – и женщина с привычной горечью махнула рукой. – Грех, конечно, так говорить, да уж кто сбился с пути…
Маргарита промолчала, не зная, что можно сказать этой измученной жизнью женщине, проблемы которой её, к счастью, совершенно не касались. Да женщина, похоже, и не ждала никакого ответа.
– Баловали его с детства, – задумчиво продолжала она. – Позволяли ему всё. Вот он и начал с друзьями хулиганить, пока одного парнишку ножом не задел – да при всех, вся дискотека видела! Уж как мы его ни старались от тюрьмы спасти, да какое там, парень ведь инвалидность получил!
Женщина вздохнула.
– Ну, коли так вышло, думали, после колонии за ум возьмётся. Но опять у него друзья, мать с отцом ему не указ. Раздобыли они где-то пистолет и квартиры грабить начали. Поймали их, стало быть, отсидел он второй срок… Ну а теперь уже и третий сидит – за угон, – она печально помолчала. – Сколько я этих колоний изъездила, вспомнить тошно! Раньше хоть муж помогал, а теперь пластом лежит, с сердцем совсем плохо. Ох, боюсь, как бы не помер!..
Голос женщины вдруг прервался, она схватила конец платка и порывисто разрыдалась.
– Ну что вы, всё обойдётся! – растерявшись, стала утешать её Маргарита.
Из-за поворота показался автобус, идущий в город.
– Ну, мне пора, – с затаённым облегчением сказала она, спеша оставить на этой грустной остановке плачущую женщину с её невесёлой историей.
И вдруг, когда автобус, шурша шинами, уже подъезжал к обочине, какая-то искра сверкнула в утомлённой голове Маргариты: «Драка в клубе, хранение пистолета, угон… Да нет, не может быть!»
И, задержав дыхание, она спросила:
– Как зовут вашего сына?
– Магорин, Сергей, – произнесла, вытирая глаза, приезжая. – Вы его знаете?
– Нет, – солгала Маргарита и вошла в салон автобуса. Двери с шипением закрылись за ней.
Два часа спустя она всё ещё стояла на ступенях городского загса, так и не решившись зайти. Глаза её были красны от слёз, а сердце разрывалось от жалости то к обманщику Сергею, то к себе самой.
И всё же, какая-то сила не давала ей подняться по этим треклятым, видевшим столько будущих разводов ступеням.
Наконец, когда времени, чтобы успеть на поезд, осталась самая малость, Маргарита решилась.
– Прощай! – сказала она: может, Сергею, а может, всему этому весеннему дню, последнему в их короткой и ослепительно-счастливой семейной жизни.
– Прощай, любимый! Сказка кончилась.
Она достала из сумочки бережно сложенные бумаги, помедлив, подержала их у сердца и, дождавшись случайного прохожего, спросила:
– Простите, у вас есть спички?
Урну, полыхавшую в то утро перед загсом города N*, потушила водой из ведра уборщица тётя Маша.
А Сергей Магорин, погоревав и провозмущавшись почти год, нашёл себе с помощью друзей «заочницу» по переписке и благополучно женился на ней за полтора года до конца своего срока.
