Маргиналии. Выпуск второй - страница 16

? По-видимому, собственный интерес, то есть корысть. Хорошо, допустим, надо быть бескорыстными и действовать на благо других и, как он пишет, по совести. Но вот задача: можно ли служить другим, не служа своей чистой совести, а поступая против нее? Для него такая постановка вопроса была бы абсурдна – как, мол, это можно служить другим, поступая против нравственных императивов, против добродетели?

И вот тут мы подходим к главной проблеме – нет, не проблеме стоицизма, а главной проблеме всей теории морали: как совместить добрые помыслы и добрые дела. Большинство споров о морали прямо или подспудно связаны именно с тем, как сохранить чистую совесть и при этом принести пользу другим. Наивные этические системы не видят тут противоречия: поступай в соответствии с добродетелью и в результате получится благо. О, если бы это было так, наша жизнь была бы во много раз проще!

Увы, между исполнением морального долга и достижением морального блага нет прямой связи. Можно поступить хорошо – и принести вред. Можно поступить дурно – и принести пользу. Потому, собственно, все моральные теории обычно делятся на деонтологические (построенные вокруг понятий долга и совести) и консеквенциалистские (направленные на результат). Чтобы не разбирать их во всем многообразии, в применении к вышеописанной дилемме деонтология – это «делай, что должно, и будь, что будет», а консеквенциализм – это «благими намерениями вымощена дорога в ад». Эпиктет – типичный сторонник первого варианта: поступая на благо других, он блюдет себя, он дорожит своей добродетелью. То есть служит себе.

Но представим себе, что перед таким вот Эпиктетом (или эпиктетовцем) поставили выбор: собственнолично убить одного невинного, либо воздержаться от этого, но обречь на смерть сотню других (их убьют те, кто задумал испытать совесть философа). Да, пример достаточно банальный (в целом эта группа задач восходит к так называемой «проблеме вагонетки»), но показательный – можно ли взять на душу грех и совершить зло, но избавить мир от большего зла? Что ответил бы наш стоик, не приходится сомневаться – я, мол, не отвечаю за поступки других, я забочусь о собственной совести – и если они хотят убить сто человек, то это их решение, на которое я не могу повлиять: поставить меня перед таким выбором было их делом, а мое дело – не делать зла собственными руками.

Конечно, не дай бог никому из нас оказаться перед подобным или хотя похожим выбором, но минус эпиктетовской версии стоицизма именно в том, что для него здесь нет никакой дилеммы – человек отвечает только за себя, только за свои поступки. На индивидуальном уровне это вполне разумно и добродетельно – но что делать, если человек волею судьбы отвечает и за других – например, по должности или семейному положению? может ли он ставить свою совесть выше чужих судеб? – этими вопросами будет вечно мучиться человечество, и никакие теории не могут разрешить конфликта индивидуального долга и общего блага. Но слабость теории Эпиктета не в том, что она однозначно занимает одну из позиций в конфликте, а в том, что она вообще не замечает самого конфликта. Она слепа к понятию ответственности и общей пользы – и доказательством тому то, что даже беспокойству о собственных детях она, как сказано в первой цитате, предпочитает личное счастье (пусть и в добродетели, но все равно личное и все равно счастье).