Маргиналии. Выпуск второй - страница 18



жизни, а как хроника: родился человек, вырос – и потом просто себе жил, оставаясь примерно одним и тем же. И потому не было потребности писать биографии в привычном нам виде.

А вот реконструкция учений философов на основании баек вполне возможна. Даже если сами истории вымышлены от начала до конца, они возникали не на пустом месте – они отражали и содержание, и тип мышления. Чтобы было понятно, о чем идет речь, возьмем современный грубоватый анекдот (без мата он теряет всю свою прелесть):

«Выходит Пушкин из кабака в обнимку с двумя барышнями, а прямо перед выходом в луже лежит вусмерть пьяный.

Одна из барышень обращается к поэту:

– Александр Сергеевич, мы столько о вас слышали! Продемонстрируйте нам своё искусство!

– Слушайте… Лежит безжизненное тело на нашем жизненном пути…

Пьяный поднимает голову:

– Тебе, мудак, какое дело? Иди, блядей своих ети!

– Ой, дамы, пойдёмте, это Серёжа Есенин».

Представим, что до нас не дошло вообще никакой информации о Пушкине и Есенине (ни одного биографического факта, ни одной строки – ничего) – кроме примерных дат их жизни. Сопоставляя последние, мы сможем смело заключить, что такого казуса не могло быть в принципе. Однако. Стои́т ли за этим анекдотом хоть какая-нибудь реальность? Говоря иначе, можем ли мы вытянуть из него информацию для гипотетической книги «О жизни, произведениях и изречениях русских поэтов»?

Как ни странно, да. Что здесь говорится о Пушкине? Во-первых, что он любил гулянки. Во-вторых, что любил женское общество. В-третьих, что он писал короткими размерами (в данном случае – четырехстопным ямбом). Что из этого соответствует действительности? Всё: да, возможно он проводил время не в кабаках, а в ресторанах, и выходил оттуда не с двумя дамами, а с одной, но в остальном все вполне достоверно. Заметим, что даже метрика «Лежит безжизненное тело» та же, что у «Мой дядя самых честных правил»! А что нам здесь говорится о Есенине? Во-первых, что он напивался до состояния нестояния. Во-вторых, что он в такие минуты был агрессивен. В-третьих, что его поэзия была грубее, чем у Пушкина – и даже содержала матерщину. Ну, все так ведь и было, правильно?

Заметим об этом анекдоте важную вещь: он теряет смысл, если подставить в него других поэтов. Ну, например: в начале «Выходит Лермонтов из кабака в обнимку с двумя барышнями» – а в конце «Ой, дамы, пойдёмте, это Коля Гумилев». Или: «Выходит Бродский из кабака в обнимку с двумя барышнями» – а в конце «Ой, дамы, пойдёмте, это Дима Быков». Ноу. Не смешно, потому что недостоверно не только исторически, но и психологически и эстетически. Вряд ли сочинитель нашего анекдота продумывал все эти детали – нет, просто интуиция подсказала, что под этот сюжет лучше всего подойдут именно Александр Сергеевич и Сергей Александрович.

То же верно и для анекдотов Диогена Лаэртия – заменим действующих лиц:

«Когда Эпикур дал определение, имевшее большой успех: „Человек есть животное о двух ногах, лишенное перьев“, Зенон-стоик ощипал петуха и принес к нему в школу, объявив: „Вот эпикуровский человек!“ После этого к определению было добавлено: „И с широкими ногтями“».

Кое-что в этом рассказе все же похоже на правду – стоики, действительно, были врагами эпикурейцев – но в остальном звучит не очень. Даже если мы слышим эту байку впервые, то понимаем, что речь должна идти о любителе определений и его сопернике с замашками тролля, то есть о ком-то вроде Платона и Диогена Синопского.