Она рычала, но не шевелилась, продолжая лежать на боку и стонать. Один раз глянула на меня и клацнула зубами, но это все. Слишком больно, чтобы атаковать меня, поняла я. Единственное, что меня смущало, нападу ли ее сородичи, в попытках защитить свою самку. Но те паслись, как и прежде, не особо обращая на нас внимание. Один только серый енот не отрывая глаз следил за каждым моим движением. Хоть кому-то не все равно.
Я прикоснулась к ее животу и она вздрогнула, а потом расслабилась, смиряясь с тем, что сейчас мне оторвать руку не выйдет. Я тихо выдохнула и принялась нежно гладить, чтобы помочь хотя бы так. Заботой.
Шерсть дургуна оказалась невероятно шелковистой на ощупь. Удивительно, никогда бы не сказала, что они такие мягкие. Я уже гладила ее двумя руками, желая помочь всеми силами. Не знаю, что у нее болит, но пусть бы прошло. Даже, если потом мне придется убегать от нее так быстро, как только смогу. Ну, не умею я проходить мимо страдающих зверюшек, черт бы меня побрал. Так вот и Филимон мне встретился. Судьба, видимо, такая.
Мою руку что-то толкнуло, раз, потом еще один. Это что за чудеса такие расчудесные? Не поняла я и опустила взгляд на свои руки. Живот енотихи ходил ходуном. Да, быть такого не может. Неужели, она рожает? Черт, я же в этом ровным счетом ничего не смыслю. Как принимать роды у енотов? Я же даже у кошек их не принимала!
Дыши! Приказала я себе, не хватало еще самой запаниковать. Теперь ясно, чего она так жалобно скулит. Еще бы, роды это не сахар. На себе не проверяла, но уверена без всяких доказательств!
— Что же делать…
Но думать было некогда, потому что живот каменеет, а дургун начинает стонать громче. Уже? Это, что? Под хвост ей лезть? Мамочки!
Еще несколько глубоких вдохов и я набираюсь смелости, чтобы посмотреть еноту “туда”. Я не упаду в обморок! Я смелая! Я смогу! Настраиваю я себя и подставляю руки под теплый слизький мешочек, вываливающийся мне в руки.
Та-а-к! Мешок это не правильно. Рву, внутри мокрый щеночек, глаза закрыты, язык торчит. Он же должен кричать? Пищать? Гавкать? Что-то же он делать должен? Пихаю его мамке под нос, она начинает вылизывать. Писк. Ага, все по плану. Шикарно. едем дальше.
Новый спазм, новый стон и новый комочек. Разрываю, вручаю, писк и так еще три раза, пока не принимаю пятого, который не запищал. Он молчит, хотя она лижет изо всех сил. Нет, ну нет, пожалуйста, беленький, как и они все, хорошенький малыш молчит. Я буквально чувствую, как ей больно. Мне и самой больно. Беру малыша и начинаю делать все, что приходит в голову, открываю его ротик, пытаясь прочистить горло, делаю массаж сердца, если оно вообще там же, где и должно быть. Ничего не помогает, но я не сдаюсь, мне уже не просто больно, я чувствую, как по щекам текут слезы. Почему он не кричит? Четыре других сосут мамку, я больше не волнуюсь о безопасности, буквально вынимая у нее изо рта щенка и подсовывая обратно. Сейчас мы обе боремся за его жизнь одинаково отчаянно.
— Пожалуйста, живи! — умоляю я и знакомая искра от моих пальцев впитывается в маленькое тельце. И щенок начинает пищать. Я не понимаю, смеюсь я или продолжаю плакать. Но уже от счастья. Да! Господи, да! Спасибо! Закрываю руками лицо и тру его сильно, чтобы очнуться и наверняка убедиться, у нас получилось! Он жив.
Что-то подлазит под руку и я чухаю мягкую шерстку. Меня переполняют эмоции.
