– Я бы выбрал мясо, оно лучше сочетается с коньяком.
Яхта совершила поворот, и багровый диск солнца показался над горизонтом, там, где холодное северное море сливалось в единое целое с таким же холодным северным небом.
– Закат, коньяк, мясо – да мы просто два эстетствующих гурмана, – рассмеялся Шлеменко и, очередным щелчком подозвав к себе незаметного молодого человека, отдал ему короткие распоряжения на английском. – Вы, кстати, едите свинину? – уточнил он у Подгорного и, получив утвердительный ответ, одобрительно заметил: – Это хорошо, не люблю людей с предрассудками.
Молодой человек, получив инструкции, молча кивнул и, неслышно ступая, удалился. Шлеменко ткнул пальцем ему вослед.
– Бао, вьетнамец, уже лет восемь у меня работает. Здесь, кстати, на «Мёбиусе», почти вся команда – вьетнамцы.
– Почему именно они? – удивился Подгорный.
– Очень трудолюбивый народ, скажу я вам, но, в отличие от большинства других азиатов, у них нет двойного дна. Говорят, что азиаты боятся потерять лицо, фигня все это, – на щеках Шлеменко сквозь золотистый загар проступил румянец, – у них всегда выгода на первом месте, а обмануть белого человека вообще никогда не было зазорно. Поверьте мне, я с азиатами много работаю. Вот у японцев были самураи, кодекс чести и все такое. А у этих никаких тебе кодексов, никаких сословий, но вся страна, как самураи. Назад не отступят. Поэтому американцы и обломали зубы во Вьетнаме. Уникальный народ!
– Но до яхты меня сопровождали не вьетнамцы.
– Это все европейская команда Леона, – кивнул Шлеменко. – Леон, кстати, единственный, кто, кроме меня, здесь говорит по-русски.
– Удобно, меньше лишних ушей, – согласился Макс.
– Вот именно, – кивнул Шлеменко, – я, знаете ли, стараюсь без особой нужды не общаться с соотечественниками.
– Почему же такая нелюбовь?
– С ними не получается вести дела с взаимной выгодой. С тех пор как я перестал жить в России, я несколько раз пробовал делать совместные проекты с, так сказать, соотечественниками. Всегда все заканчивалось тем, что им от меня что-то было нужно, причем это что-то всегда оказывалось деньгами. Наверно, это сказалось и на моем отношении к подбору персонала. Один Леня и остался. Хотя, какой он уже Леня? Теперь Леон.
Макс поднялся с кресла и вышел на открытую носовую часть палубы. Солнце лениво двигалось прямо по линии горизонта. По мнению Макса, ему уже давно пора было сделать глубокий вдох и нырнуть в холодные атлантические воды, задержав дыхание до следующего утра. Однако, словно неутомимый пловец, оно скользило по воде, гордо держа на поверхности рыжую вихрастую голову.
– Вы чего-то ждете? – подошедший Шлеменко оперся на поручень.
– Коньяк прилагался к закату. – Макс полной грудью вдохнул холодный, пропитанный морской солью воздух.
– Ах, закат, – рассмеялся Шлеменко, – простите, я неверно выразился, в это время года в здешних широтах солнце не заходит. Оно так и будет скользить по горизонту. Если хотите, можете считать это закатом, который продлится до самого утра. Прекрасное зрелище.
– Прекрасное, – согласился Подгорный, – но тогда нам стоило выбрать виски. Он лучше подходит для длительного созерцания. Я правильно понимаю, что должен получить от вас некие материалы, которые могут помочь Фролову в предвыборной гонке?
– Скорее они могут помешать Тукаю, – лицо Шлеменко стало серьезным, – он нарушил правила игры, и этого ему могут не простить.
