тот безнадежно ледяной,
я, как заклятье и молитву,
твердил сто раз в теченье дня:
– Спаси меня, моя работа,
спаси меня, спаси меня! —
И доброта моей работы
опять мне явлена была…
Согласимся: трудно представить себе, что эти слова произносит ребенок. Но ведь это мы отобрали у детей право любить работу, бросив им высокомерно:
– Мал еще!
Эдвин Мортимер Стэндинг – друг, ученик, и биограф Марии Монтессори – делает вывод, который, по большому счету, вызывает оторопь, но наша героиня всей своей деятельностью доказала его правоту.
Мария Монтессори настолько была уверена: работа – наша естественная потребность, что безо всякой иронии предлагала называть человека не Homo Sapiens (человек разумный), а Homo laborans (Человек трудящийся).
Какой именно работой занят ребенок?
Он формирует себя. Может быть, важнейший и сложнейший труд на земле, к которому, увы, мы редко относимся с почтением.
Все, что в деле формирования самого себя важно, – это работа. А что не важно – напрасная трата времени.
И тут Монтессори приходит к выводу, я бы сказал, предельно парадоксальному: игрушки в жизни ребенка совершенно не важны, они играют роль второстепенную. Дети занимают себя игрушками, когда в их жизни не находится чего-то более серьезного и важного.
Тут надо непременно заметить: под игрушками Монтессори имеет в виду те предметы, которые никак не влияют на формирование человека, а служат только для развлечения, то есть отвлечения ребенка от основного занятия своей жизни.
Придуманный ей дидактический материал (о котором мы еще поговорим подробно) – тоже своего рода игрушки, но сколько в них смысла и пользы!
Вот ведь странная история… Нам кажется ненормальным, если взрослый человек все время играет. Мы даже придумали такую болезнь: игромания, и считаем это видом психического расстройства.
Но почему-то, когда все время играют дети, нам это кажется абсолютно нормальным и не вызывает беспокойства.
Это, к слову сказать, еще одно доказательство того, что мы считаем детей не совсем людьми или, может быть, даже «недолюдьми».
Мария Монтессори выступала категорически против подобного подхода: «Игрушки являются отображением бесполезного мира, которое не ведет к духовной концентрации и не преследует никакой цели… – утверждала она. – Игрушки – едва ли не то единственное, что создал взрослый для ребенка, существа духовного… Фактически взрослый оставляет ребенку свободу лишь в игре или, лучше сказать, свободу, ограниченную игрушкой: он убежден, что мир игрушек становится миром счастья для ребенка. Такой взгляд остается непоколебимым, несмотря на то что игрушки быстро надоедают ребенку, и он часто ломает их»[4].
Нам кажется, что ребенок ломает игрушку из любопытства: хочет, мол, узнать, что там у нее внутри. Мы даже радуемся: наш-то мир познает!
Но почему же никогда не будет вскрыт любимый плюшевый мишка или слоненок?
Потому что мишка – это товарищ и, если у него оторвется ухо, – надо попросить маму пришить. А самому стоит ломать ненужное, лишнее, то, что отвлекает от интересной, важной, главной работы: строительства себя.
Сегодня к нашим детям пришли другие игрушки – компьютерные. Как быть с ними? Здесь действуют законы, выведенные Монтессори задолго до компьютерной эры, или нет?
Действуют точно так же.
Компьютерные игрушки, как и любые иные, отвлекают человека от создания самого себя, если, опять же, они не способствуют строительству личности. Только все эти компьютерные развлечения еще более вредны потому, что ребенок попадает в серьезную зависимость от них.
