Маркетта. Дневник проститутки - страница 2

И вот люди, в большинстве наивные, любят эту тяжелую, насыщенную разнородными испарениями атмосферу, в которой дыхание улицы и алькова, комфорта и нищеты, грязных и выхоленных тел, табака и алкоголя, женщины и зверя…

– Кончен ли реферат? – прервал Контарини, приближаясь к группе и ведя под руки двух девиц, двигавшихся как в кекуоке. – Эти дамы, – обратился он к Эллера, – взывают к твоей лире…

– Прочти нам стихотворение, Эллера…

– Неприличное?

– Нет, хорошее стихотворение…

– Поэму о любви…

– Здесь слишком много людей.

– Ты заставляешь себя просить, словно тенор!

– Прочти стихи, Эллера, и я буду твоей…

Все упрашивали. Его схватили под руки, потащили в угол приемной и силой усадили на диван. Сами слушательницы расселись вокруг него и даже у него на коленях.

– Ну же…

– Читай…

– Рассказывай…

– Начинай…

– Постойте-ка, мои милые, – возразил Эллера, – во-первых…

В этот момент в дверях приемной показалась новая женская фигура; ее стройное тело утопало в мягких складках черного бархатного капота; ее распущенные по плечам волосы сдерживались золотым обручем, охватывавшим ее голову от затылка до белого как мрамор лба, под которым, как два агата, блестели глаза. В своей прямой и неподвижной позе, тонкая и стройная, она казалась длинным стальным клинком, обернутым в траурный креп, привидением, не то шутовским, не то страшным символом иронии, вышедшим из-под кисти художника-парадоксалиста.

– Ух! – вскричал Эллера, заметив это странное существо. – Новый рекрут!

И, стремительно вскочив на ноги, подошел к вошедшей:

– Как тебя зовут?

Она вскользь оглядела поэта блестящим взглядом несколько прищуренных глаз.

– Маркетта,[2] – ответила она спустя момент несколько неприветливым тоном.

– Это приглашение?

– Нет, это программа!

– Почти как у министра…

– Вроде Джиолитти?

– Эта женщина не лишена остроумия, – пробормотал Контарини. – Редкий случай!

– Маркетта, не обращайся дурно с Эллера, – крикнула Надин, – он поэт!..

– Какого направления? – спросила Маркетта, улыбаясь и показывая ряд прекрасных зубов. – Для обедов, для свадеб, для неаполитанских песен?..

– Для женщин без пола.

– Тогда – вроде Габриеля д'Аннунцио!

Контарини и Ризенс прыснули от смеха, едкость ее ответов понравилась Эллера, и он вступил с ней в разговор, чтобы поближе узнать ум и душу этого существа. Он присел к ней, и между ними завязалась оживленная беседа.

Время от времени слышались взрывы ее смеха, острого и сухого, как удары кастаньет; ее лицо хмурилось и сглаживалось с поразительной быстротой, не дававшей времени наблюдавшим за ней прочесть ее истинные чувства, отражавшиеся в ее глазах со скоростью кадров синематографа: ее глаза иногда заволакивались облачком, скрывавшим их блеск, и они словно мутнели.

Электрический звонок снова задребезжал теперь уже в опустевшем зале, давая сигнал к закрытию дома и призывая девушек к ужину.

Было уже три часа утра. Громкий голос заканчивавшей регистрацию кассы мадам Клавдии монотонно повторял:

– Господа, закрывается!

Три-четыре личности, молча и неподвижно сидевших по углам, поднялись, готовясь уйти, – странные фигуры мистических созерцателей в доме терпимости.

Предшествуемый торопившей его Флорой прошел какой-то «папаша», которому его заботливая дама горячо рекомендовала поднять воротник пальто и закрыть шейным платком рот.

Какой-то безусый юноша нежно целовал помаду на губах у Коры, привлекавшей его к своей обширной груди, как мамка своего питомца.