Не
помню, ни как меня мыли, ни как одевали. Даже не помню, ела ли я что-нибудь
перед отъездом. Должна была. Наверное.
В любом случае,
очнулась я в карете. Не проснулась, нет, именно что очнулась. Уже одетая,
готовая к длительной поездке, я то и дело подскакивала на местных ухабах и
рытвинах. Дороги тут, конечно, оставляли желать лучшего. Рессоры, подозреваю,
еще не изобрели. В общем, мне предстояла очень увлекательная поездка к дальнему
краю моих владений. И хорошо, если обойдусь отбитой пятой точкой.
Зевая, я
тряхнула головой, огляделась.
В карете было
темно, из небольшого окошка, сейчас не занавешенного, не поступало ни лучика
света. Понятия не имею, как ориентировался в этой тьме кучер, пожилой слуга лет
шестидесяти, не меньше. Я бы на его месте давно переломала лошадям ноги в
ближайшей канаве. Ну а себе свернула бы шею, не иначе.
Идея выехать с
инспекцией непонятно куда, да еще и по холоду, уже не казалась мне такой уж
привлекательной. Моему изнеженному телу, привыкшему к комфорту и теплу,
хотелось назад, в родную постельку, к разожженному камину.
Но поздно,
поздно. И решила, и выехала я сама, никто меня за язык не тянул. Теперь программой
минимум было добраться до рудников, осмотреться там и вернуться живой и
невредимой домой.
Надо ж мне было
понимать, чем я владею и какую пользу могу извлечь из своего имущества по
факту, а не в голой теории.
Но, как говорится,
гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Совсем скоро я начала понимать, почему
земные дореволюционные аристократы к любой поездке, даже самой быстрой,
относились, как к перемещению в иную страну.
От ужасных дорог
меня растрясло. Тело болело, зубы то и дело клацали, была вероятность прокусить
язык.
«Да чтоб всех
вас, - думала я отчаянно, то и дело подскакивая на ухабах и попадая в рытвины,
- первым делом надо улучшить дороги в этом поместье! Ну не возможно же
передвигаться!»
Открывать рот,
чтобы ругаться вслух, я не рисковала – жалко было и зубы, и язык. А ну как
прикушу?
В окошко кареты
уже начал попадать свет, а заодно и капли дождя. Они, конечно, стучали снаружи.
Но само их появление радости лично мне не приносило. Зонта в усадьбе не было,
капюшон в моей тонкой накидке был слабый. И я подозревала, что банально промокну
на рудниках. Ну а потом, конечно же, заболею. А так как лекаря у меня тоже не
имелось, то болеть я могу долго.
В общем, я
начала постигать все радости жизни аристократки в провинции!
Ехали мы не
столько долго (хотя и это тоже), сколько очень, очень медленно. Те клячи,
которых управляющий называл лошадями, возможно, застали еще зарождение этого
мира. Их возраст буквально был написан на мордах. Изможденные, худые,
они покорно шагали вперёд, едва ли проявляя какую-либо заинтересованность в
своей судьбе. И даже мне, мало разбиравшейся в животных, было ясно,
что эту живность давно пора отправить на покой – кормить сеном, поить водой и
не трогать, пока сами не сдохнут.
Но другого
ездового транспорта в усадьбе не имелось. И потому и лошади, и карета, их
ровесница, везли меня к рудникам.
По обе стороны дороги, ведущей к
рудникам, раскинулись прерии, где местами виднелись голые скалы и поросшие
кустарником низкие холмы. Но сама дорога, местами заросшая травой, была изрядно
выбита и полна ям, что делало каждую минуту в карете настоятельно болезненной. Внезапно
появлявшиеся бугры и ямы казались мне врагами, которые обманывали мой разум,
заставляя надеяться на скорый конец мучений.
