Марк, поднимаясь по лестнице, заглянул в полумрак второй, прозрачной витрины – слева от двери. Ничего рассмотреть не смог, кроме висящего в синем свечении телевизионного экрана, там крутилась эмблема Джи Эн Эм, глобал ньюс медиа. В отдалении рванула петарда, потом ещё. «Рановато в этом году бомбить начали, три дня до Нового Года. Офисная братия Святую Пятницу празднует?» – подумал Марк, взявшись за бамбуковую ручку двери. Брякнул колокольчик, Марка окатило сухим жаром, треском цикад и цветочным запахом, будто и впрямь оказался в тропиках. Вместо новостной скороговорки его встретило мяуканье гавайской гитары и визгливый вопль: «Как это нет?! Ты харю мочил два месяца?!» «Харю-харю», – с издевкой ответил бархатный баритон.
«Скандалят, – подумал Марк, – Отлично, пусть бы не обратили внимания. На меня».
Зря надеялся.
– Вам чего? – нелюбезно осведомился баритон. – У нас только за наличные.
Гитарное бренчание умолкло. Поверх стойки из дощатых ящиков с трафаретными надписями Марка разглядывал старик тяжелоатлетического сложения – в белоснежной гавайке с узором из бамбуковых листьев, с малиновой банданой на лысой голове – вылитый пират.
– Работаете? – спросил Марк, подойдя к стойке. Расстегнул куртку, вытащил бумажник, подумал: «С чего бы это он так? Мне-то на руку, нельзя ничем расплачиваться, кроме нала».
– Кокосы околачиваем, – мрачно ответил Пират, пристально разглядывая руки Марка.
В зале кто-то фыркнул, проговорил: «Чистый лист. Бывает же. Нашёл время». Марк, хотя и подозревал, что сказанное к нему относится, решил пропустить мимо ушей.
– Бабосы вместо кокосов принимаете? – спросил он, выкладывая две бумажки на тарелку чёрного дерева, квадратную, с изображением лодок под веерными парусами.
– Джордж Всемогущий, – прокомментировал Пират. – И ещё один. Два жоржика. Расслабься, Воха, это не по твою душу.
– Да я уже понял, – проворчал в полутьме кто-то. – Жоржики по твоей части, предпочитаю душку Бенджамина. Большо-ого Бена.
– Очень даже принимаем, – почти любезно обратился к Марку Пират, – Мелочь, а приятно. По нашим-то временам. Что пить будете?
– Грог, – заказал Марк.
Воха снова фыркнул, негромко резюмировал:
– Хипстер. Так я и знал. Плесни ему мочегонного.
– Придержи язык, – посоветовал Пират, а Марку предложил:
– Может, всё-таки чистого? По мне, так это куда полезнее с холода.
Марк помотал головой. На левом запястье у Пирата заметил татуировку в виде разноцветной рыбки и букв «RW» и подумал: «Real World. Сектант. Понятно. Ничего, могло быть и хуже».
– Дело ваше, – вздохнул Пират, – мне без разницы. Со сдачей только что делать?
– Пока ничего. Дальше видно будет, – небрежно бросил Марк, забрался на высокий табурет лакированного тёмного дерева и получил наконец возможность оглядеть зал, что и сделал с нарочитым равнодушием. Никого, кроме Пирата и Вохи, не увидел. Помещение маленькое, обстановка скудная. Всего-то имелось три столика на четверых и один на двоих – узкий, возле окна – да плюс к тому ещё четыре табурета у стойки. На столике, что в углу, безобразная куча тряпья – навалом. В дальней стене открытая дверь, там зеркало и в нём отражение ширмы. Справа от двери, над стойкой беззвучно мерцал телевизор – глобал ньюс, толпа на городской площади какого-то города, море человечьих голов. Сообщение Марк прочесть не смог, начался рекламный блок. «Успеется. Воху теперь рассмотреть. Немолодой. Что у него с руками? А, понятно». То, что выглядело как рукава джемпера, оказалось татуировкой в виде змеиной чешуи. Кисти рук – змеиные головы, руки – туловища змей, два змеиных хвоста обвивали длинную шею, изгибались над ушами и через выбритую начисто голову к бровям свесили кончики. Змееподобный Воха был одет по-домашнему: майка, просторные белые штаны и шлёпанцы, Марка разглядывал едва ли не презрительно; при этом плавно поглаживал жидковолосую козлиную бороду неопределённого цвета.
